КЛЯКСЫ НА СТАРЫХ ПРОМОКАШКАХ
Жизнь каждого порядочного гражданина нашей великой страны состояла, состоит и будет еще долго состоять из клякс, которые, оставаясь за кормой и покрываясь дымкой Времени, сливаются в сплошную гоголевскую лужу из Миргорода (в то «водное пространство», которое иные дураки-губернаторы называют озером).
Вот автор и задается целью восстановить в памяти некоторые кляксы из своей ранней литературной жизни, чтобы оставить их для примера и в назидание будущим поколениям российских сочинителей.
Начинает он с эмбрионального состояния своих писательских амбиций. Затем следуют воспоминания о детских болезнях, то есть левых и правых уклонах в его творчестве. Юношеский период опускается, ибо автор тогда просто валял дурака и в жизни, и на бумаге.
При всем при том не ожидайте найти в книге хоть какой-нибудь сюжет или даже слабенькую фабулу. Потренируйте свои крутые скулы, ибо их не один раз сведет судорога зеленой скуки. Любая теория, включая теорию художественной литературы, требует от постигающего ее волевого напряжения, потому тренируйте волю, чтобы добраться до последней страницы. Правда, здесь есть некоторая неточность. Книгу можно читать с конца или с того места, где она откроется. Автор всю сознательную жизнь плавал в морях и писал морские байки. Здесь моря будет чуточку. И пусть простят автора читатели-моряки.
Каких-то больших глубин в луже или кляксе не бывает. Потому нырять за философским камнем с риском заболеть кессонной болезнью нужды не будет. Да и какие философские тайны могут обнаружиться в произведении усталого «пятидесятника»?
Вода, вода, кругом вода.
И ни грана соли.
От воспитанника до мичмана
06.06.1948. Финский залив, борт шхуны «Учеба».
Исполнилось 19. Воспитанник Ленинградского военно-морского подготовительного училища. Роса этот флаг целовала, Туман его прятал густой. В краю полуночных видений Он мчался попутной звездой. Флаг Англии! Ветра дыханье Навстречу бросается вам, Но вам нипочем — вы пройдете вперед По кипящим морям! Вперед же, вперед — он там…
Это я под Киплинга хотел, но не пошло. До чего жрать охота!
30.09.1948. Ленинград, Приютский переулок, д. 3.
День принятия присяги. Переведены на первый курс 1-го Балтийского высшего военно-морского училища. Под грохот оркестра и шелест знамен На плечи взвалили мы тяжесть погон. Не думая душу народу отдали И строчки присяги, спеша, прочитали Пусть тошно, пусть страшно так жить, Клянусь, проклиная, я честно служить.
Далее без дат.
Изменять что-либо — часто значит сохранять. Говард Фаст говорит, что творческий процесс — это отбор фактов для создания типичного, а определяется процесс мировоззрением пишущего.
Насилие подразумевает неравенство. Неравенство — следствие неравномерности развития. Неравномерность — закон природы… «За Петропавловкой заря яичным порошком на небеса бросалась».
«Океанская волна просаливала гранит у мола». Вопросы для разработки: 1. Империализм с особенностями и перспективами его самой-самой последней фазы. 2. О недиалектичности основных положений диалектики, самого материализма да и метафизики».
«Чеканясь в марше, идут колонны. Горящей сталью пусть песня льется»… Записи этого года заканчиваются образцом «Заявления в Центральное справочное бюро СССР о розыске перемещенных лиц». Это я пытался искать пропавшего без вести в боях подо Мгой двоюродного брата Игорька.
01.09.1950. Борт учебного корабля «Комсомолец».
Порт Калининград. Погрузка угля. Пятница. Вечером политзанятия. Из последней «Правды»:
«Письмо тов. И. В. Сталину от работников сахарной промышленности Украины. „Марксизм не может считать язык надстройкой над базисом… Великим вкладом в сокровищницу марксизма-ленинизма являются классические труды тов. Сталина по вопросам языкознания. Труды тов. Сталина совершили переворот в языкознании, открыли новый этап в развитии советской науки. Труды тов. Сталина вооружают преподавателей русского языка и литературы в борьбе за преодоление недостатков в преподавании языка и других дисциплин“.
Из высказываний командира нашей бравой роты капитана III ранга Стельмашенко (прозвище — Студебеккер):
„Я проверяю наличие морских мешков на предмет их подписания“.
„Приказываю возложить курсовые знаки на старшин классов“.
(Дело идет о получении курсовых нашивок в баталерке и раздаче их курсантам.) Вчера утром является в роту уже пьяный. Выходит к середине строя. Мы все — сто парней — с большим любопытством пялимся на отца-командира.
Студебеккер:
„Эй, притупите бдительность!“
Осенью 1952 года прибыли мы на стажировку в звании мичманов на эскадренные миноносцы Северного флота. Я попал на эсминец „Осмотрительный“, тип „30-бис“. Головным в этой серии был эсминец „Сталин“. Как и на всяком головном в серии сооружении, чуть не при каждом выходе в море на „Сталине“ случались тяжелые ЧП. А так как в любом ЧП виноват командир, то менялись командиры в режиме чехарды.
Я разок узрел очередного офицера, назначенного на эту высокую должность. Понуро и обреченно поднимался он по трапу на борт корабля, носящего имя благополучно здравствующего вождя.
Через неделю у них произошел затяжной выстрел из орудия главного калибра. Замок открыли раньше расчетного времени — торопились от волнения. Взрыв снаряда произошел в закупоренной башне. Хоронить там было некого.
Наш „Осмотрительный“ стоял на противоположной от „Сталина“ стороне пирса.
Я был назначен дублером командира штурманской боевой части. Звание у командира БЧ было старший лейтенант. Через сутки после прибытия на корабль я автоматически оказался с ним и на дежурстве по кораблю.
Накануне мы ходили в сопки, нажрались каких-то зеленых ягод и меня мутило.
В то же время я был горд возможностью нацепить пистолет и повязку „рцы“. В дежурной рубке висело зеркало, и, хотя брюхо болело все сильнее, мне нравилось разглядывать свое лихое отображение.
Теперь вспоминаю, что никакого зеркала в дежурной рубке, конечно, не было. Был там на переборке ящик для корабельных ключей, закрытый стеклянной дверцей. В этом стекле и отражалось все великолепие новеньких мичманских погон и сияние новенького козырька и капусты.
Для начала следовало вызубрить соответствие числа звонков должности прибывающих для проверки начальников.
Погода была дрянная, шел тягучий заполярный дождь. Старлей, которого я дублировал, сделал то, что и я обязательно сделал бы на его месте: спихнул на меня дежурство и ушел дрыхнуть в каюту.
Помню, как я принимал баржу-водолей, изображая из себя знающего и понимающего начальника. Помню, как принял рапорта дежурных по боевым частям на вечерней поверке. Здесь еще выяснилось, что
