22 октября 1967 г.
КАПИТАНЫ
Капитан Георгий Кононович
Дорогой Виктор Викторович!
Я приветствую Вас из Новороссийска и благодарю за повесть «Последний раз в Антверпене»?.
Мне наш радист рассказал, что прочитал отрывок в газете и сразу узнал, о ком идет речь, так как такие приметы, как попугай Яшка, седина, сигара, «Ермак» и прочее на это указывают. Я понимаю, что образ собирательный. Но то, что Вы придали ему и мои черты, приятно и лестно. Спасибо.
Думаю, что и штурман Березюк себя узнает. Он сейчас лоцманом в Мурманске.
Мы с «Звенигородом» в строю. В прошлом году побывали в Аргентине. Посетили прекрасные места Росарио, Буэнос-Айрес, Байя-Бланко. Повидали шоколадные воды Параны и Парагвая.
Потом был семнадцатидневный дрейф и ловля акул и золотистой макрели в ожидании причала в Гаване. А затем интересный рейс из Техаса в Ленинград. Впервые в нашей практике проводился опыт по фумигированию зерна в рейсе. На борту была научная экспедиция, в том числе один американец??. Из Ленинграда в Мурманск. После нескольких рейсов на Росток сходили на Кубу и вот сейчас, погрузив сахар, стали в док.
В августе буду в отпуске. Хотелось бы Вас повидать. У меня к Вам есть предложение. Дело в том, что в начале 40-х годов мне пришлось пережить ужас кораблекрушения и радость спасения своего судна. Это был хороший буксир «В. Чкалов», который доставлял на Диксон лихтеры с углем для обеспечения пароходов и ледоколов. Случилось так, что я его потопил. Вины не было (карты, ограждения). Но не хотелось всю жизнь испытывать угрызения совести. Решил судно спасти. Это было не легко — война. Но удалось. Поднял, восстановил и вновь на нем работал. Потребовало это не одного года. Тут и санные путешествия, и пешие походы, и зимовки на необитаемом острове и т. д. У меня сохранились дневники. Многие у меня их просили. Но я не соглашался с ними расстаться, так как думал, что смогу написать что-то значительное на этой основе.
Конечно, ничего не напишу. Мне кажется, Виктор Викторович, Вам этот материал будет нужен. Вы сможете на его основе создать самое значительное в своей жизни произведение. Конечно, это канва. И место, и время, и ситуация могут быть перенесены и изменены. Главное, что у Вас в руках будут истертые тетради с фактами, записанными в момент действия. Никакой лирики. Только факты. Борьба за судно не на жизнь, а на смерть. И характеры проявлялись, как в бою. Мне будет жаль, если этот материал пропадет. Не хочется быть пошлым, но больно видеть, как попирается то святое, что объединяло моряков. Вы об этом пишете в повести. Морское братство, любовь к судну. Пусть к самому паршивому, но твоему. А ведь тогда было так, что люди работали с неимоверным подъемом, безо всякого понукания, и сделали чудо. 650 тонн стали, исковерканной на рифах, было поднято в условиях глухой зимовки, доставлено на базу и превращено в живой пароход. Должен оговорить, что поднимали его заключенные и вольнонаемные. Это была особая зимовка. Особые отношения. Я был капитаном судна, начальником зимовки.
Если это Вас не заинтересует, то будем считать, что материал пропал. Неловко говорить, но мы люди нашей эпохи, поэтому скажу, что тут не может быть и речи о какой-то моей заинтересованности.
Крепко жму руку.
Г. О. Кононович
04.07.76.
Всего две встречи
Господи, как летит время!
Кажется, совсем недавно — а было это более тридцати пяти лет тому назад — «Ермак» проводил огромную флотилию рыболовецких судов на Дальний Восток Северным морским путем. Их было 62 — этих траулеров, сейнеров, логгеров и транспортов.
Большого искусства, да и нервов, пожалуй, требовала проводка стольких разнотипных слабеньких судов, укомплектованных перегонными командами из случайных людей, многие из которых никогда до этого не видели не только Арктики, но и моря.
Ретивые их капитаны никак не хотели подчиняться порядку, установленному в караване, и то и дело, завидев заманчивое разводье, выходили из кильватерной колонны и, конечно, тут же застревали в первой перемычке. Заслышав пять гудков: «Застрял во льду — нужна помощь», мы были вынуждены возвращаться, окалывать нарушителя и вести в строй. Это довольно обычное явление, но нас оно раздражало, ведь из-за плохой дисциплины мы теряли время и продвигались очень уж медленно.
В районе архипелага Норденшельда сделали остановку — идти дальше мешал лед в проливе Матиссена.
К нам подошел сейнер. На борт поднялся молодой, сухощавый, энергичный моряк, манера поведения и одежда выдавали в нем бывшего военного.
Я встретил его в вестибюле, а вестибюль на «Ермаке» был роскошный: дуб, бронза, ковры и умопомрачительная чистота.
Посетитель, им оказался капитан сейнера? представился:
— Конецкий Виктор Викторович!
— Чем мы можем быть вам полезны, Виктор Викторович?
— Нам бы пресной водички хотя бы пару тонн на судно.
Далеко не в самой вежливой форме я объяснил капитану, что воды мы дать не можем. Так как у нас самих ее мало, расход огромный, а взять неоткуда. Сами стараемся из каждой проталины набрать хоть немного.
Сказал — и мне стало стыдно: ведь я отнесся неуважительно к капитану маленького судна, а это грех непростительный. Да и не только это — отказал в том, в чем отказывать не должен. Ведь не обеднеем же мы от пары тонн? Одним словом, чувствовал я себя очень неуютно.
Однако Конецкий, человек воспитанный и умный, не показал вида, что моя грубая бестактность его задела. Хотя, как впоследствии выяснилось, случай этот не забыл и, вероятно, помнит до сих пор.
Чтобы хоть как-нибудь загладить свою вину, я предложил команде сейнера помыться в нашей бане и посмотреть фильм.
Фамилия Конецкого в то время мне ничего не говорила, хотя вскоре она стала появляться в печати и утвердила себя в прекрасной комедии «Полосатый рейс». Но кто мог знать, что это именно тот Конецкий?
В 1962 году я руководил морскими операциями в Западном районе Арктики. На Диксон, где помещался наш штаб, прибыла киноэкспедиция и парочка зверобойных ботов для съемки кинокартины «Завтрашние заботы» по сценарию Конецкого**.
Команды зверобойных ботов, зафрахтованных для натурных съемок, повели себя крайне недостойно по отношению к руководству съемочной группы. Мне пришлось вмешаться, чтобы нормализовать обстановку. Заодно попросил сценарий, чтобы знать, что к чему и как будут продолжаться съемки. Сценарий мне не понравился. Особенно возмутила сцена, где герой, возвратившись из рейса, развалясь на диване и разговаривая со своей мамой, пальцем ноги небрежно включает телевизор.
— Если эту сцену не уберете, я вам больше помогать не буду! — заявил я тогда директору
