начала войны, в казарме, когда он избивал солдат так, что те или попадали в госпиталь, или дезертировали.
Белдие, тоже напуганный приступом ярости лейтенанта, бросился вслед за Марином.
— Белдие, останься здесь! — остановил его майор, потом повернулся к лейтенанту: — Пока я не знаю, чего нам следует ожидать, лучше, если он останется здесь, с нами.
— А что вы предполагаете, господин майор?
— Пока ничего не хочу предполагать. Ожидаю твоего Чурю.
— А если его не найдут?
— А сколько времени теперь?
— Час без четверти.
— Тогда, может быть, Чуря еще не исчез.
— Что значит «еще не исчез»? — спросил лейтенант с недоумением.
— Сейчас поймешь. Только, ради бога, не перебивай меня. Я хочу сказать, что, если Сфат почему- либо задержался, значит, Чуря не исчез.
— Тогда почему же Марин не мог его найти? Извините, я перебил вас.
— Не нашел, потому что ему не пришло в голову искать там, где нужно. Впрочем, нам тоже это не пришло в голову. А ведь все так просто! Мы его послали в полк, так? А он вместо себя послал Белдие. Тогда где может находиться Чуря, как не на месте Белдие, то есть на месте часового?
Лицо лейтенанта пожелтело, как воск.
— В таком случае все пропало, господин майор!
— Еще нет, дорогой Бобоча, если Чуря находится там. Если ты полон решимости лично избавиться от Чури, тебе нужно немедленно отправиться туда.
— Господи, как это я не подумал? А если его там нет?
— Тогда все пропало. Значит, Сфат уже прибыл и в этот момент они оба находятся в лучшем случае у капитана Теодореску.
— Неужели ничего нельзя сделать? — И Бобоча, засунув в карман шинели пистолет, который он извлек из кожаной кобуры, направился к выходу из укрытия.
Между тем Марин искал Андрея Чурю. Кто-то из солдат, которых он разбудил, подсказал, что сержанта можно найти в районе постов боевого охранения. Марин отправился туда и действительно встретил Чурю, шедшего с Зэганом и Збырчей. Кэрэушу остался часовым вместо Гицы Кэшару.
— Что ты бродишь, Марин? Что тебе не спится?
— Слава богу, как спится! Но меня погнал за тобой господин лейтенант. Зол как черт.
— Ничего, успокойся. А тебе я знаешь что посоветую? Пристройся где-нибудь в окопе и поспи до утра. Лейтенанту в эту ночь ты не понадобишься.
— Такого не может быть! Я его лучше знаю. Хочешь, чтобы у меня неприятности были? Не знаю, что с ним: будто взбесился.
— Делай, как я тебе советую… А скажи, господин майор не ушел?
— Нет. И Белдие там.
— Так!.. Тем лучше.
Когда Андрей Чуря вошел в укрытие, он чуть не столкнулся с лейтенантом, который уже хотел отправиться за ним.
— Вы меня вызывали, господин лейтенант?
Майор не дал лейтенанту ответить:
— Послушай, сержант! Почему ты позволяешь себе не выполнять мой приказ? Кого я послал в полк: тебя или Белдие?
— Меня, господин майор!
— Тогда повторяю: почему ты позволяешь себе не выполнять мой приказ?
— Господин майор, думаю, не имеет смысла разыгрывать спектакль друг перед другом. Хочу вам сообщить, что Ион Сфат сейчас находится у господина капитана и рассказывает, что ему понадобилось у немцев, а главное — объясняет, почему он вернулся.
В это мгновение раздался выстрел. Лейтенант Бобоча целился в сердце сержанта, но пуля прошла через левую руку Чури. Он молниеносно выпустил короткую очередь из автомата. Пули впились в доски, поддерживавшие потолок укрытия. В первую секунду Чуря хотел выпустить очередь в грудь лейтенанта, но в самый последний миг отвел ствол автомата. Рассудок победил.
— Предатели! Всех порешу!
От страха Бобоча выронил из рук пистолет, а Белдие инстинктивно бросился на землю и начал умолять плаксивым голосом:
— Не убивай меня, браток, я ни в чем не виноват! Чтоб меня громом поразило, если я знаю, о каком предательстве ты говоришь!
— Ладно, увидим, насколько ты замешан в подлости, которую готовили эти двое!
Майор Каменица, не теряя присутствия духа, спокойно курил сигарету. Только по тому, как часто он мигал, было видно, что это спокойствие чисто внешнее.
Услышав пистолетный выстрел, а затем автоматную очередь, Збырча и Зэган вбежали в укрытие с автоматами в руках.
— Как видите, нет смысла строить иллюзии. Я ожидаю распоряжений относительно вас.
С этими словами Андрей Чуря вышел из укрытия, оставляя за собой полоску крови из раны в руке.
Через двадцать минут в укрытие вошли заместитель командира полка подполковник Папатанаскиу, командир роты Теодореску, офицер разведотдела лейтенант Унтару и сержант Чуря. Бобоча и Каменица были бледны как смерть, их зубы выбивали дробь, а в глазах застыл страх перед смертью.
На участке взвода, которым никогда больше не будет командовать предатель Сильвиу Бобоча, вновь установилась тишина.
В укрытии, где еще стоял запах крови, сержант Андрей Чуря, которому было поручено временно принять на себя командование взводом, второй раз менял повязку на руке.
В это время со стороны позиций гитлеровцев в ночное небо взвилась ракета. И прежде чем она потухла, на позиции взвода обрушился град мин.
Андрей Чуря вышел, чтобы отдать распоряжение. Шедший вслед за ним Гица Кэшару сказал:
— Бесятся фрицы, что мы их надули!
Не успел он закончить, как вдруг оттуда, со стороны стыка батальона с советской частью, загрохотала русская артиллерия. Сделав несколько залпов, гитлеровские минометы замолчали.
Гица Кэшару обрадовался:
— Видел, неня Андрей, как нам помогли товарищи?
— Да, да! — ответил Андрей Чуря, обнимая его за плечи.
Драгош Викол
Августовский рассвет
Повесть
Я вел фронтовой дневник, тетрадь для записей, куда привык в часы затишья заносить самые тяжелые случаи, которые нам приходилось переживать. Иногда я писал в ней и стихи. Если вернусь с войны, говорил я себе, то напишу книги. Не одну книгу, а несколько… Естественно, после войны времени у меня будет хоть отбавляй, чтобы засесть за работу и писать пусть не каждый день, но хотя бы пару дней в неделю. И тогда будет достаточно перелистать фронтовой дневник, чтобы воспоминания ожили, приобрели ясные очертания, заговорили. Я отыщу в них самого себя, отыщу людей, бывших рядом со мной, которых, возможно, мне больше не доведется встретить. Разбуженные воспоминания станут книгами…
