— Но возможно ли, чтобы чаша упала прямо на стол… туда, где мы нашли ее? Это слишком неправдоподобно. И далее факты подтвердили мои сомнения. Если вы припоминаете — я поднял чашу, когда впервые осматривал ее. И под ней, именно под ней, вы увидели?..
— Царапины! — вскричал я. — Царапины и пятна вина!
— Совершенно верно. Дэлси, конечно, умер быстро, но все же не мгновенно. И если чаша выпала из его рук, то получается, что мы должны вообразить следующую картину: чаша висит в воздухе, а потом падает, накрывая царапины и пролившееся вино! Нет, Уотсон. Вы верно указали — там нет никакого возвратного механизма. После смерти Дэлси чья-то живая рука подняла чашу с пола. Чья-то живая рука вернула лезвие на место и положила чашу на стол.
С уныло темнеющего неба внезапно хлынул дождь, однако мой друг не шевельнулся.
— Холмс, — сказал я, — но если верить дворецкому…
— Если верить дворецкому? Да?..
— Сэр Реджиналд Лавингтон пил вместе с полковником. Ну, по крайней мере, упоминалось, что Дэлси говорил…
— А, да, он кое-что сказал, — согласился Холмс — А потом рассмеялся так странно, что Гиллингз не мог забыть этот смех. Возможно, в этом смехе был скрытый смысл, а, Уотсон? Но будет лучше, если я не скажу больше ни слова, иначе я сделаю вас таким же сообщником, каким стал сам.
— Я не намерен осуждать вас, Холмс, если вы сделаете меня сообщником в добром деле!
— На мой взгляд, — сказал Холмс, — это одно из самых замечательных дел.
— В таком случае вы можете положиться на мою скромность.
— Хорошо, Уотсон. Обдумайте как следует поведение сэра Реджиналда Лавингтона. Разве оно не было странным для невиновного человека?
— Вы имеете в виду, что сэр Реджиналд…
— Прошу вас, не перебивайте. Хотя у него были свидетели того, что он отсутствовал в доме, сэр Реджиналд не стал упоминать о них. Он предпочел, чтобы его арестовали. И… с чего бы полковнику Дэлси, так не похожему на сэра Реджиналда, приезжать так часто с визитами? Что делал полковник в этом доме? Попытайтесь объяснить слова Лавингтона: «Теперь-то я знаю, кем он был». И ответы на все вопросы нашлись… По мне, так это означает грязнейшее из всех преступлений — шантаж!
— Так все-таки, — воскликнул я, — сэр Реджиналд виновен! Я ведь говорил, что он опасный человек…
— Да, опасный, — согласился Холмс — Но вы же видели, каков его характер. Он может убить. Но он не мог бы убить и скрыть это.
— Скрыть что?
— Подумайте еще раз, Уотсон. Конечно, мы знаем, что сэра Реджиналда не было с полковником Дэлси в банкетном зале; но ведь он мог вернуться с реки как раз вовремя, чтобы обнаружить убитого. И он тут же бы вернул лезвие в чашу, скрыв орудие убийства. Но виновен? Нет. Его поведение, его готовность оказаться арестованным можно понять лишь в том случае, если он хотел кого-то защитить.
Я проследил за взглядом моего друга — Холмс упорно смотрел на Лавингтон-корт.
— Но, Холмс, — воскликнул я, — кто же в таком случае настроил этот дьявольский механизм?!
— Подумайте, Уотсон! Кто был тем единственным человеком, который произнес важное слово — «ревность»? Предположим, что некая женщина ошиблась однажды, задолго до замужества, но, вступив в брак, вела себя безупречно. Более того, предположим, что она уверена: ее муж, человек старого воспитания, не сможет понять ее. И она зависит от милости жесточайшего из паразитов, светского шантажиста. Она была там, когда шантажист поднял чашу… он выбрал сам — «Удачу Лавингтонов». Но, в то время как леди выскользнула из зала, мерзавец расхохотался — и умер, в тот самый момент, когда входил дворецкий. Ни слова больше, Уотсон. Пусть прошлое умрет.
— Как пожелаете. Я молчу.
— Самая серьезная ошибка, мой дорогой друг, — рассуждать, не имея фактов. Но уже тогда, когда мы впервые вошли в Лавингтон-корт, вчера вечером, я увидел проблеск истины.
— Но что именно вы увидели?
Холмс повернулся и зашагал к нашей гостинице, к уютному огню… и на ходу, пожав плечами, сказал:
— Я увидел бледную, прекрасную женщину, спускающуюся по лестнице… и она была точно такой, какой я однажды видел ее на сцене. Вы разве забыли другое старинное поместье и его владелицу — леди Макбет?..
Тайна запертой комнаты
Были только два дела, которые попали к Холмсу через меня, — это случай с большим пальцем мистера Хатли и история сумасшествия полковника Уорбуртона.
Утро 12 апреля (когда, судя по записи в моей записной книжке, жена моя слегка простудилась) явилось началом драматических событий, связанных с одной из самых удивительных загадок в истории расследований моего друга Шерлока Холмса.
Как я уже упоминал ранее, в ту пору у меня была практика в Паддингтоне. Я был молод, здоров, имел обыкновение рано вставать и в восемь часов в то утро уже находился внизу и, к неудовольствию нашей горничной, разводил огонь в камине, когда вдруг позвонили в дверь.
Никакой больной не явится по пустяку в столь ранний час. И когда я открыл дверь навстречу ясному апрельскому солнышку, то был поражен не только тем, как бледна и взволнована была женщина, в растерянности стоящая у моего скромного порога, но также молодостью и красотой ее.
— Доктор Уотсон? — произнесла она, приподнимая вуаль.
— Да, это я, сударыня.
— Умоляю вас, простите меня за столь раннее вторжение, но я пришла, чтобы… Я пришла…
— Будьте так любезны, войдите, пожалуйста, в дом, — сказал я, решительно направляясь в приемную и одновременно стараясь повнимательнее рассмотреть мою гостью. Всегда неплохо произвести впечатление на больного, определив симптомы заболевания, а значит, и саму болезнь, еще до того, как ваш пациент откроет рот.
— Для этого времени погода очень недурна, — продолжал я, когда мы вошли в гостиную. — Однако всегда есть опасность простудиться, особенно если комната не заперта как следует и существует вероятность сквозняков.
Впечатление, которое произвели на девушку эти мои слова, было совершенно неожиданным. Прекрасные серые глаза ее расширились, она замерла, вперив в меня взгляд.
— Заперта! — вскричала она через секунду. — Запертая комната! О Боже!
Крик этот, переросший в вопль, разнесся по всему дому; девушка же без сознания опустилась на лежащий перед камином коврик.
Ошеломленный, я налил в стакан воды из графина, добавил туда немного бренди и, осторожно усадив мою пациентку в кресло, заставил ее все это проглотить.
Едва я проделал все это, как в комнату, разбуженная криком, вбежала моя жена.
— Ради Бога, Джон, что случилось?
Тут она осеклась.
— Да это Кора Марри!
— Тебе знакома эта юная леди?
— Знакома? Еще бы! Я знаю Кору Марри по Индии. Наши отцы дружили, а когда мы с тобой поженились, я написала ей…
— Написала в Индию?
— Да нет же! Сейчас она живет в Англии. Кора — ближайшая подруга Элеонор Гранд, которая вышла замуж за эту старую развалину полковника Уорбуртона. Кора живет вместе с полковником и миссис
