помучается-помучается, и нашу-то гимнастерочку на их бушлатик и поменяет! Егор воспитывался, как крепкий и порядочный парень. Он не воровал и не выживал на улицах. У него нет того здорового цинизма, который сквозит в нашем хохоте над пошлыми анекдотами. Он правильный парень, но… В этом и слабость его – пока эта правильность еще угловатая, жизнью не обтесанная. Он пока еще не понимает, что Семья – первична, что бы в ней ни происходило. Он еще тянется пока к справедливости в общечеловеческом плане. Вот некорректный виртуальный пример: ты случайно на машине сбил беременную, и она умерла. Для Дениса – это ничего не изменит. А для Егора?
«Старпом» резко замолчал, исчерпав все свои аргументы. Александр Сергеевич улыбнулся, поняв, что выиграл спор и на этот раз, не дав себя убедить:
– Да-а, навел ты тень на плетень… Получается, по-твоему, что пока наш Як-Ястребок Юнкерсу не товарищ… Да насрать! Я тут читал воспоминания одного немецкого аса: «…русских 'Яков' было немного – на меня навалились пятеро». Это я шучу, конечно. Ну, а если серьезно – я в Егора верю. Свой он. На улицах не воровал, это верно, но – в паре налетов участвовал, ты этого не знал, верно?… Если таким, как он, заранее не верить – тогда жить неинтересно. И потом, что мы горячимся раньше времени? Действительно ведь еще и его самого спросить надо…
Ермилов только усмехнулся, не обманываясь последней фразой Юнкерса. Юрий Петрович понял, что судьба Егора Якушева практически решена.
II. Якушев
(Прошлое: 1996,1997 и совсем немного настоящего – 2000 год)
Надо сказать, что Егор Якушев, не ведавший о том, какая карьера уготована ему Юнкерсом, действительно участвовал в налетах. Точнее, в налете – поскольку случай такой был всего один – зато какой! Именно та история подарила Егору прозвище Ястребок. Дело было в 1996 году, в сентябре месяце, когда Егор только-только приступил к занятиям на втором курсе юрфака. Юнгеров еще вовсю «чалился», на хозяйстве в его коллективе были Женя Шохин и Денис Волков, которым Александр Сергеевич поручил за парнем присматривать и «в блуд не втравлять». Ну поручил, так поручил. Егорку и не таскали с собой на стрелки, не давали никаких щекотливых поручений, но – юноша все-таки крутился, так сказать, в «среде обитания» Дениса и Жени, а среда эта была, мягко говоря, стремной. Ну, а как иначе могло быть? Девяносто шестой год на дворе стоял, самое, можно сказать, бандитское времечко. Со всей его колоритной этнографией. Егорка, само собой, в этой тусовочке был почти своим – в молодые годы люди знакомятся легко и непринужденно.
Так вот – среди прочих аборигенов Бандитского Петербурга жили-были в то время два налетчика: Крендель да Сибиряк. Не сказать, чтобы были они шибко дерзкими. И везучими их тоже назвать было трудно – не жировали ребята. Про них весь Центр знал, многие опера получали информацию, но до реализации дело все как-то не доходило: то не с руки кому-то, то – не до них, а один опер «выстроился» было, да и свалился с приступом аппендицита. Вот и получилось, что хотя их частенько «заметали» и пару раз даже отметелили хорошо – но не «приземлили». Было у этой парочки свойство, особенность такая интересная: за что ни возьмутся – ну все наперекосяк. То есть не то чтобы все совсем не получалось всегда, но получалось так, как никто и не ожидал. При этом они еще и лаялись страшно: друг на дружку, как черт на Петрушку. Как говаривала «центровая» сутенерша Тома: «Два друга – хер и подпруга».
Сибиряк был мешковатым молчуном. Он всегда очень тщательно пережевывал все свои мысли. Ему очень хотелось достать анчоусы и съесть их. Он считал, что это такие фрукты, которые растут в Испании. При этом он, как ни странно, обладал неплохим чувством юмора.
Крендель же был бабником и ужасным задирой. Когда он выпивал, то обычно начинал защищать всех, кто сидел рядом с ним и причем именно тогда, когда этого делать ну никак не надо было бы. Крендель всегда таскал с собой томик Блаватской[20], который обожал читать с разных страниц.
– Ничего не понимаю, но интересно как! – причмокивал он над томиком.
…Да, так вот: как раз в сентябре девяносто шестого года Крендель получил интересную наколку от одного прохвоста. Этот прохвост был студентом биолого-почвенного факультета и «набой» дал ни много ни мало, а на квартиру графини. Этот кретин так и сказал:
– Там живет настоящая графиня, ей графский титул еще Екатерина пожаловала.
Сибиряк, правда, попытался вычислить, сколько ж лет должно было бы быть графине, но не смог. Аргументов против у него не было, но что-то его крестьянскую душу настораживало…
Да, стало быть, графиня. А раз графиня, то, само собой, у нее жемчугов-бриллиантов видимо- невидимо.
– Ну не могли же все чекисты отобрать! – убеждал налетчиков студент-прохвост. Налетчики сомневались.
– Чекисты, значит, не смогли, а мы сможем? – чесал в затылке Крендель. Но студент-наводчик все щебетал и щебетал соловьем – дескать, живет графиня одна-одинешенька…
– Ага, – кивал Сибиряк. – И дверь у нее нараспашку…
Однако же, в итоге, налет решили все же совершить. План был намечен грандиозный: представляются бабке историками или журналистами, запихивают графине кляп в рот и валидол туда же (вернее, наоборот), потом собирают жемчуга в огромный мешок – и ноги в руки!
Сказано – сделано. Пошли наши друзья на дело. Надо сказать, графиня-то жила не где-нибудь, а на Невском, а проспект этот обладает магической особенностью – на нем всегда, и чаще всего в неподходящее время, встречаешь знакомых, причем, как правило – иногородних.
Только Крендель купил у метро газету, чтобы хотя бы знать, из каких они журналистов будут, как Сибиряк встретил какого-то капитана, своего однополчанина, с которым они вместе бедовали на мысе Дежнева. Бедовали так люто, что не зайти в кафе и не выпить по этому поводу было никак нельзя. Короче, через пару тостов стало ясно, что это надолго, и Крендель начал нервничать, потому что налет срывался. Вот тут в то самое кафе и зарулил Егорка Якушев. Крендель, увидев знакомое лицо, очень обрадовался и тут же взял Егора в подельники – а тот не особо и сопротивлялся – молодость, романтика в заднице играет и, честно говоря, уже достала опека дяди Жени и дяди Дениса – туда, мол, не ходи, этого, мол, не делай, твое дело – хорошо учиться…
Короче, Сибиряк остался пить с капитаном, а грабить графиню пошли Егор и Крендель.
…Первая неожиданность поджидала их прямо в нужной парадной – там на первом этаже находился опорный пункт охраны правопорядка, из приоткрытой двери которого доносилась песня в исполнении Газманова. Налетчики переглянулись.
– Это… это даже хорошо, – попытался успокоить напарника Крендель.
– Ну… смотря для кого, – дипломатично не стал спорить Егор, чувствовавший себя стажером.
Медленно, как будто мраморная лестница могла скрипеть, подельники стали подниматься на третий этаж.
– Похоже, информация у вас не «левая», – разглядывая лепнину, украшавшую парадную, шепнул Якушев. – Лестница явно «графская»…
– Если что, потом расскажешь! – кивнул в ответ Крендель. Наконец они остановились перед заветной дверью – солидной, с медной ручкой.
– Трудно не вышибить дверь, а решиться на это! – наставническим тоном высказал Крендель мысль чужую, но верную.
– Трудно не сесть, а выйти, – развил тему Егор, подражая «реальным пацанам» и стараясь выглядеть умудренным.
Крендель вздохнул, перекрестился и поднес было руку к звонку, но Якушев в последний момент его удержал:
– Погоди… Дай хоть на газету глянуть!
Старший налетчик протянул младшему купленную газету. Егор развернул ее и хрюкнул:
– Ну ты даешь! Это же… эротика! Мы что, ее о дореволюционных любовниках интервьюировать
