сначала к небу, а затем опустил их долу и лишь после этого утвердительно мотнул головой. На этой оптимистической ноте они и расстались. Кривился эфэсбэшник исключительно для понту, потому что как раз в данном случае поставленная задачка была относительно легко решаемой. А все потому, что с некоторых пор на связи у эфэсбэшника полуофициально состоял агент Карбонарий, он же начальник отдела кадров ОПУ ГУВД майор милиции Шлемин.
Несмотря на то, что ФСБ уже не имеет того социального статуса, которым когда-то по праву гордился КГБ, это мало что меняет. Все равно, именно ФСБ оперативно обслуживает МВД и остальную силовую шелупонь, а не наоборот. Посему именно ФСБ вербует среди других ведомств своих агентов влияния и стукачей, а не наоборот. И что тут спорить – правильно или неправильно?! Таковы правила игры. Не нами, между прочим, придуманные.
Вся служебная карьера Шлемина – это карьера чиновника от милиции. Он начинал служить в управлении кадров на линии ГСУ.[15] Здесь Шлемин прилежно и не горбясь просидел за столом почти восемь лет, внимательно вчитываясь во входящую/исходящую документацию и искренне считая свою кадровую линию наиважнейшей. Шлемин столь принципиально ходил с подносиком в гувэдэшной столовой, так внимательно читал послание Президента, что однажды… однажды за этим занятием на него и обратил внимание оперативник ФСБ. Опер был не дурак и с чувством юмора. Он углядел в Шлемине винтик, несущий пафос. А ведь еще товарищ Дзержинский учил, что идейные стукачи – самые верные!
Эфэсбэшный опер завербовал Шлемина не на компромате, как вы понимаете. И не на… как вы понимаете. Он завербовал его за зеленым чаем в тихом кафе на банальном «ведь общее дело делаем, товарищ Шлемин!». Самым главным для чекиста в тот момент было не расхохотаться. И опер не расхохотался. Так Шлемин стал агентом.
Впоследствии, задним числом, чекист порой даже жалел, что Шлемин не доносил и не стучал так, как это правильные люди делают (либо за деньги, либо оттого, что деваться некуда). Шлемин сигнализировал. Чекисту это было выгодно, но при этом он и морщился частенько. «Опять сигнализирует, сука», – шептал про себя чекист, когда на его трубке высвечивался мобильный Шлемина. Но информацию тот сливал аккуратную, регулярную и обо всех, а уж когда касалось поручений, так просто не нарадуешься.
Не нарадуешься, а все равно тошно. Когда же Шлемина перевели с повышением в «семерку», то автоматически он снова отошел чекисту – теперь уже по линии ОПУ ГУВД СПб и ЛО.
Словом, для кого история смешная, а для кого скучная.
На отработку задания от «братьев наших старших» Шлемин потратил ровно два дня. За это время он подготовил справочку на Нестерова, а заодно и на всех членов его экипажа, включая Полину, которой уязвленное самолюбие кадровика до сих пор не могло простить выходки, устроенной на поминках по Антону Гурьеву. Дольше всего Шлемину пришлось повозиться с получением копии сводки наружного наблюдения за тот день, в который случилась драка в «Дэ Фэ». Здесь помощь ему оказала аналитик «наружки» Светка Лебедева, с которой Шлемин был знаком еще в бытность ее работы в ИЦ. Своему бывшему любовнику, к тому же ныне занимающему столь высокий пост в управлении, отказать Лебедева никак не могла. О том, что по приказу она не имеет права делать копии секретных документов и уж тем более выносить их за пределы конторы, Светлана как-то не подумала. В конце концов не на сторону же она это делает – своему.
Сутки спустя итоговая справка, созданная бескорыстным трудом Шлемина, легла на стол Сергея Гавриловича Завьялова. Из нее тот узнал, что согласно официальной опушной сводке в 18:15, то есть именно в тот самый момент, когда в кафе началась драка, экипаж Нестерова стоял на Седьмой линии Васильевского острова и вел наблюдение за офисом адвокатской конторы «Правдин и сыновья». («Надо будет еще проверить, с чего бы это вдруг менты поставили ноги за Генрихом», – подумал Завьялов и сделал пометку в своем блокноте.) Однако, как теперь уже окончательно установлено, в это время «грузчики» находились совершенно в другом месте, а именно – на Караванной. При этом один из смены, судя по фотографии, это был младший лейтенант Иван Лямин, подобрал в кафе зажигалку Ребуса. Эфэсбэшник рассказал Завьялову, что самовольное оставление поста наблюдения, равно как фальсификация итоговой сводки, для наружки является серьезным проступком и карается строго. Вплоть до увольнения. Из этого следовало, что «грузчики», идя на подобный риск, были убеждены, что в любом случае этот риск оправдан. А ради чего сегодняшний мент будет рисковать своей карьерой? Правильно, не Отечества и чести мундира ради, а исключительно ради денег.
Теперь дело осталось за малым: выяснить, кто именно заказал «грузчикам» эту тему и у кого в руках в настоящее время находится зажигалка. Самый простой и эффективный способ – это спросить у них самих. Тем более что домашние адреса и телефоны каждого из них в справке были указаны.
Что ж, благодарим за службу, товарищ Шлемин. Родина вас не забудет. Оно ведь, в принципе, и правда – одно дело делаем. Разве что заказчики у этого дела разные.
Часть II
Расшифровка
Глава первая
Ладонин
Вечером на общем собрании в отделении филеры обмениваются приметами новых лиц, вошедших в отчетный день в среду наблюдения, и этим путем удостоверяются, не было ли данное лицо в тот же день в сфере наблюдения другого поста, в то же время сообщается о новых местах, посещаемых наблюдаемыми, чтобы новыми силами наметить квартиры, которые посещает наблюдаемый.
Вот вроде бы и хорошая штука – праздники, но когда они обрушиваются на тебя с частотой три раза за неделю, невольно ловишь себя на мысли, что лучше бы их и не было вовсе. Не успела у Нестерова отболеть голова за День разведчика, как грянул юбилей тестя. А едва отшумели похмельные бури и по своим гаваням и бухточкам разъехались усталые, но довольные родственники жены, как подоспело пятое число – День уголовного розыска, если кто не в курсе. А здесь уже без комментариев: год не пей, а тут, как говорится, сам Бог велел. Настоящие сыскари этот праздник почитают несравнимо больше, нежели официозно-понтовый День милиции с неизменным концертом по ящику и с его столь же неизменными Кобзоном, Газмановым и группой «Любэ», насвистывающей песенку про оперов, которых «прорвало». Тем паче, что концерты мы и сами устраивать горазды: и со световым шоу в виде пальбы из ракетниц, и с финальным битьем посуды.
На торжественную попойку к доблестным розыскникам Лехи Серпухова Александр Сергеевич подорвался после смены в гордом одиночестве. Во-первых, этот день он искренне считал «праздником для взрослых», а во-вторых, события недельной давности красноречиво показали, что его «грузчикам» лучше вести трезвый образ жизни, ибо реакции молодого организма на алкоголь могут быть самыми непредсказуемыми. Равно как и последствия: от разрыва аорты до… мини-аборта.
Короче, встретились-поговорили-выпили. Пьянка проходила в уже знакомой «Черной моли». Это был довольно мутный кабак, к которому Серпухов тем не менее питал непонятную, граничащую с извращением любовь – слишком уж гнилой контингент любил здесь тусоваться. В свое оправдание, посещение сего злачного места Леха всякий раз именовал «толстовством», то бишь «хождением в народ» в поисках сермяжной (она же суконная, она же домотканая) правды. Впрочем, сегодня от столика, за которым расселись оперативники, местные завсегдатаи держались на почтительном расстоянии,
