— Ина… ину… — сказал Смирнов. — Тьфу! И не выговоришь.
— Инаугурация, — подсказал Купцов.
— Во-во, — поддержал Смирнов. — Присаживайтесь.
— Спасибо, — ответил Купцов и опустился на хлипкий стул, осматривая бегло комнату. Было очевидно, что контакт состоялся, и его следовало закрепить. — Анатолий Степаныч, — сказал он, — я понимаю, что вы комнату сдавали не от хорошей жизни.
— Да уж… не от хорошей.
— Анатолий Степаныч, вам нужны деньги. Мне нужна информация о вашем жильце. Я могу вам немного заплатить. Вот — пятьдесят долларов, — Купцов положил на стол бумажку с портретом президента.
— Это… мне?
— Я надеюсь, что вы мне поможете…
— Я, конечно, постараюсь. А что нужно-то?
— Всего лишь рассказать о вашем жильце. Кстати, вы не возражаете, если к нам присоединится мой напарник?
— Да что ж? Пусть, — ответил Смирнов, и Купцов тут же сделал звонок.
Петрухин пришел через три минуты.
— Итак, Анатолий Степаныч, когда у вас снял комнату ваш постоялец? — спросил Купцов. — Можете вспомнить?
— Могу. Двадцать девятого февраля он пришел. Я еще подумал: вот, мол, день какой. Раз в четыре года бывает.
— Вы давали объявление или через знакомых нашли жильца?
— Объявление дал. У меня ведь две комнаты-то. Жену вот похоронил в прошлом году. Куда мне две? Да и денег, по правде, не хватает. Дай-ка, думаю, сдам. Если, конечно, нормальному человеку, а не чурбану какому. Вот… Дал объявление, и он первый позвонил. Ну, поговорили. Какая, дескать, цена? Какая, дескать, комната? То да се… Приезжайте, говорю, молодой человек, сами и посмотрите. Он на другой день и подъехал. Двадцать девятого февраля. К вечеру ближе, часов в девять.
— За сколько, коль не секрет, сдавали комнату? — спросил Петрухин.
— Какой секрет? За тридцать долларов.
— А за какой срок вы взяли с него деньги?
— Я-то хотел за три месяца получить сразу, но он сказал, что извини, мол, отец, сейчас с деньгами небольшая напряженка. За два месяца сойдемся? Ладно, говорю, давай…
— Он сразу заплатил?
— Сразу.
— Рублями?
— Рублями, — кивнул Смирнов.
— А вы не обратили внимания, сколько у него при этом оставалось денег? — уточнил Купцов.
— Вот этого сказать не могу. Он вещи в комнату закинул и деньги мне принес уже отсчитанные. Пятьсот рублей одной бумажкой, остальное — полтинниками.
— Понятно. А как же зовут-то вашего постояльца?
— Саша его зовут. Партнеры переглянулись.
— А фамилия у Саши есть?
— Есть, конечно… Не бывает человек без фамилии, — совершенно резонно ответил Смирнов.
— А вы ее знаете?
— Э-э… забыл я.
— Ну как же так, Анатолий Степаныч? Вы в паспорт-то к нему хоть заглядывали? — спросил Купцов.
— Заглядывать-то заглядывал. Показывал он мне паспорт. Да вот забыл я… Память уже худая.
— А другие данные? Отчество? Дата рождения? Прописка?
— Да ведь не знал я, что понадобится это, мужики… А то бы записал. Вот ведь как вышло.
— Ладно. А много вещей было у вашего постояльца?
— Какое! Одна сумка. Большая, правда. Яркая, в два цвета: синий с зеленым. С ремнем, чтобы на плече носить.
— Тяжелая?
— Не знаю, не скажу… По виду не очень.
— А как Саша был одет?
— А как все: куртка черная, кожаная, шапочка вязаная колпаком.
— Скажите, пожалуйста, Анатолий Степаныч, в гардеробе жильца было длинное черное пальто?
— Не было.
— Не было? — удивленно переспросил Купцов.
— Не было… Он его потом уже купил. Вот как раз в тот день, как съехал, то — да, был в пальто. Выходил утром из дома — ко мне заглянул: как, говорит, Анатолий Степаныч, моя обновка? Не морщит? Не топорщится? Нормально, дескать, сидит? А чего ж? — говорю. Нормально… Он и ушел.
— Понятно, — сказал Петрухин, — пальтецо у Саши не топорщилось… А вообще… когда он у вас появился — не объяснил причину, почему жилье снимает? Приезжий? С женой разошелся?
— Приезжий. С Вологды… Сказал, что хочет в Питере работу найти.
— Какого рода работу, не говорил?
— Нет, не говорил… Вру! Сказал, что, мол, шоферить может.
— А у вас не было впечатления, что он, скажем, прямо с вокзала к вам? Небритый? Усталый? Или сам обмолвился: прямо, дескать, с поезда?
— Нет, не скажу ничего такого…
— Понятно. Ну, а вообще что за человек Саша? Как жил? Что делал? О чем говорили? Может, выпивали вы с ним вместе?
Смирнов задумался ненадолго, почесал лоб:
— О чем говорили? Да он из молчунов, особо с ним не поговоришь: здрасьте — до свиданья. Выпивать тоже не выпивали. Я его и с запахом-то не припомню. Некурящий. Только резинку жевал все время. А чего в ней хорошего, в резине этой?
— А чем он занимался? Можете что-то сказать?
— Хрен его знает, чем он занимался. Надо думать, работу искал. Уйдет из дому часов в десять или в двенадцать — и нет его весь день… Кто ж его знает?
— Ох, до чего же вы, Анатолий Степаныч, нелюбопытный человек, — вздохнул Купцов.
— Я в чужую жизнь нос не сую, — согласился Смирнов.
«Лучше бы ты совал», — подумали партнеры.
— Понятно. Ну, а как он в быту: опрятный — не опрятный? Как он питался? Стирался? Чистил обувь?
— За собой следил… мужик строгий. Всегда побрит, раз в неделю и постирушечку затеет, и погладить чего нужно — всегда утюг спросит. А как питался? По-холостяцки питался: с утра сосисок сварит… вечером чайку.
— С деньгами у него как? Не особо?
— По всему видать, что сперва было не особо. А потом где-то он заработок, видно, нашел.
— А откуда это видно?
— Ну, вот пальто купил, например… Опять же, заметил я, что несколько раз он на такси приезжал.
— А когда у него деньги-то появились?
— Думаю, что с месяц назад.
— Гостей у него не бывало?
— Нет. Чего нет, того нет.
— Ясно. Телефоном пользовался?
— Бывало — звонил. Но нечасто.
