лежало навзничь вытянувшееся тело Мены.
Когда Гонзаго осторожно перевернул его, он вздрогнул от ужаса и в сердцах помянул Нергала: горло Мены–колдуна было перерезано от уха до уха, и из страшной раны, жадно впитываемая палой листвой, покрывавшей поляну, хлестала кровь.
Гонзаго и Конан переглянулись. Эта ужасная смерть могла означать две вещи либо Сиптах жив, и колдовство Мены не смогло противостоять его могущественным чарам; либо те демоны, что повиновались Сиптаху, и после его смерти продолжали выполнять хозяйскую волю. Как первое, так и второе ничего хорошего людям Гонзаго не сулило.
Охваченные ужасом пираты в молчании окружили окровавленное тело стигийца. Конан, который, несмотря на все свое мужество, с трудом сдерживал неприятную дрожь, подумал, что Мена–колдун не ошибся в своем последнем предсказании: в воздухе здесь, в самом деле, витала смерть.
4. Неприступная башня
Пираты, как и их командиры, тоже были охвачены смертельным ужасом, однако, этим отчаянным головорезам и в голову не пришло бежать с острова, покинув его с пустыми руками.
Гонзаго принял решение не откладывать штурм башни — возможно, надеясь на то, что острые клинки способны одержать верх над самыми могущественными чарами. Он повел за собой отряд; корсары, угнетенные загадочной гибелью колдуна Мены, двигались молча, лишь изредка обмениваясь отрывистыми фразами.
Впереди замаячил песчаный холм. Увязая по щиколотки в песке, Конан первым оказался на его вершине.
В ночной тишине слышались лишь шум прибоя, стрекотание цикад да пронзительные крики чаек. С вершины прибрежной дюны в призрачном свете луны киммериец увидел тускло поблескивающие серебром волны, набегающие на берег. На расстоянии нескольких десятков шагов в озаренном светом луны небе перед ним мрачной тенью выделялся силуэт башни — как указующий вытянутый вверх перст.
Башня была очень высокой, цилиндрической формы, и поверху опоясанной широкой крытой галереей. С виду она казалась необитаемой, но было ясно, что когда имеешь дело с колдовством, тем более столь могущественным, доверять внешнему виду никак нельзя. Страшная смерть Мены не только лишила отряд магической поддержки, но и доказывала, что Сиптаху известно об их присутствии на острове. Люди Гонзаго не могли теперь воспользоваться преимуществом внезапного нападения, и им оставалось лишь идти на открытый штурм.
Пираты не собирались медлить: срубили несколько высоких тонких пальм, привязали к ним поперечины из небольших, но толстых и крепких ветвей, чтобы использовать эти приспособления как осадные лестницы, и двинулись к башне. Но там их ждала неожиданность — подойдя вплотную к башне, они обнаружили, что обитель Сиптаха не имеет ни окон, ни дверей, ни вообще какого бы то ни было входа! Высокие стены из черного шлифованного базальта вздымались в ночные небеса, и были они абсолютно гладкими, без малейшей трещины, выступа или отверстия!
— Клянусь рогами Нергала! — пробормотал киммериец. — Наверно, у этого колдуна есть крылья — иначе как же он попадает в свое проклятое логово?
— От Сиптаха можно ожидать чего угодно, — с раздражением бросил Гонзаго.
— А что, если зацепиться за парапет абордажным крюком? — предложил кто–то из пиратов.
— Не выйдет! Слишком высоко, — прошипел капитан.
Пираты с великим тщанием осмотрели окружающие башню скалы, но найти какую–нибудь трещину, напоминающую скрытый проход в подземелье под стенами башни, им не удалось.
Штурм пришлось отложить; нужно было придумать хоть мало–мальски разумный план. Поразмыслив, Гонзаго приказал своим людям отойти обратно в джунгли.
— Все равно в темноте, да еще без нужных инструментов, сделать мы ничего не сможем, так что подождем до утра. И отходите подальше; не хватает еще, чтобы нас достала арбалетная стрела, если кто– то захочет побаловаться стрельбой с галереи.
Конан заметил, что отчаянные сорвиголовы Гонзаго восприняли этот приказ с видимым облегчением; несмотря на присущую им храбрость, все они понимали, как опасно в открытую нападать на могущественного колдуна, который, к тому же, смог сотворить себе столь неприступное убежище.
Чтобы не разбивать лагерь в том месте, где столь страшная участь постигла Мену–колдуна, пираты остановились у края джунглей, подходивших к самому берегу моря. Вокруг царила тишина; лишь волны с легким шорохом перекатывали мокрую гальку. Гонзаго послал двух матросов сообщить своему помощнику, аргосцу Борусу, оставшемуся на «Ястребе», что они задерживаются, а также, что им необходимы инструменты для штурма: топоры, багры, молоты и веревки. Следовало пополнить запасы и еды и вина. Посланцы отправились в путь, а остальные занялись сбором сушняка для костра.
Когда огонь был разожжен, пираты расположились рядом и принялись уничтожать единственную имевшуюся у них пищу — вяленое мясо, запивая его остатками воды и жалуясь на нехватку как того, так и другого. Однако стоило появиться капитану, как недовольный ропот стих: слишком хорошо все знали, сколь крут он бывает, даже в обычном состоянии, а сейчас Гонзаго был разозлен, и глаза его метали яростные молнии.
Расставив часовых и определив очередность их смены, Конан устроился в густой траве, прислонился к стволу пальмы и попытался заснуть. Однако сон долго не шел в эту ночь к киммерийцу.
Затих вдали гул прибоя, смолкли даже неугомонные цикады, и джунгли, казалось, словно притаились в ожидании чего–то страшного. Конан, как недавно Мена–колдун, тоже всем своим существом чувствовали должно что–то произойти; что именно — он сказать не мог, но внутри него как будто сжалась тугая стальная пружина и обостренный, сродни звериному, инстинкт варвара подсказывал, что рядом затаилось нечто неведомое, жуткое и опасное. Перед тем, как заснуть, киммерийцу совершенно ясно представилось, что за ними наблюдает существо, находящееся совсем рядом.
5. Вещий сон
Когда Конану, наконец, удалось забыться тревожным сном, перед его затуманенным взором все равно маячил морской берег, где, вокруг костра, вповалку лежали его товарищи.
Одного из них — высокого, тонкого, похожего на аристократа зингарца — киммериец легко узнал: это был капитан Гонзаго.
В видении Конана капитан сидел у огня, завернувшись в широкий плащ и вперившись взглядом в догорающие угли. В этот момент из зарослей показалась некая темная фигура, также с головы до ног закутанная в плащ. Киммериец не мог понять, кем был этот таинственный незнакомец, но было в нем что–то странное. Что именно?
Непривычная удлиненная форма черепа. Непонятная согбенность? Горящие хищным звериным огнем глаза?. Конан, наблюдавший в своем сне появление загадочной фигуры, понять этого не мог.
Капитан Гонзаго, не замечая ничего вокруг, продолжал недвижно сидеть, уставившись в огонь. Конан пытался окликнуть его, позвать, предостеречь, но, как часто бывает во сне, не мог ни шевельнуться, ни произнести ни звука.
Тем временем, закутанный в плащ незнакомец бесшумно подкрался к не замечающему его Гонзаго и простер над ним длинные руки — не руки даже, а лапы, с когтистыми, как у хищной птицы, крючковатыми пальцами. Горло у Конана перехватило — то, что он принял за складки темного плаща, на самом деле оказалось большими кожистыми крыльями. Теперь он разглядел, что таинственный незнакомец был похож на гигантских размеров летучую мышь. Мышь–вампир!
Ночную тишину прорезал ужасный вопль, и киммериец вскочил на ноги, не осознавая до конца,
