зэка?
«Роман Константинович передает вам свои поздравления…»
Мерси!
Андрей бросил сигарету и с силой втоптал ее в траву. Со стороны шоссе послышался шум двигателя. Андрей расстегнул молнию сумки и вытряхнул на камень содержимое — свой «штатский гардеробчик». Усмехнулся и начал переодеваться. Из-за поворота выскочила знакомая «пятерка», подъехала к «волге» и остановилась. Из машины вылезли двое мужчин. Один начал что-то рассказывать Рогозину. «Майор ФСБ» слушал с улыбкой. До Андрея долетали только обрывки фраз. Да он, собственно, и не слушал… Он не слушал до того момента, пока ухо не «зацепилось» за слово, которое мгновенно изменило всю картину происходящего. — …картечью, — сказал человек из «пятерки». И Обнорский напрягся. Кажется, Рогозин называл этого человека Витей. — …картечью, — сказал Витя. — Метров с пяти. Рогозин что-то спросил, а Витя белозубо улыбнулся и ответил:
— Как положено… в клочья рвет, Петрович. С пяти-то метров.
Вот оно как, подумал Андрей. В клочья рвет… картечью… с пяти метров. Да что же это такое? Что же это делается?!
Рогозин снова задал вопрос, и на этот раз Обнорский услышал.
— Никто вас там не видел? — спросил Рогозин. — Свидетели-то ни к чему.
— Нет, Саша, все чисто. Не первый год замужем.
Андрей застыл как цапля, на одной ноге с ненадетыми новенькими джинсами в руках. «Господи! Ну стоило ли вылезать из зоны, чтобы вляпаться в такое дерьмо? Всего час я на воле… всего час! Но рядом со мной уже происходит нечто страшное. Да что же это такое?» Виктор тем временем опустил руку в карман куртки и что-то вытащил. Усмехнувшись, он отбросил это «что-то» в сторону широким жестом сеятеля. В воздухе вспыхнули тусклые желтые блики. Гильзы, догадался Обнорский. Стреляные гильзы. Ему даже показалось, что он ощущает кисловатый пороховой запах. Он понимал, что это не так, что ветер уносит запахи в другую сторону, но не мог отделаться от этого чувства… «…В клочья, Петрович. С пяти-то метров».
— Поторопитесь, Андрей Викторович, — окликнул его Рогозин.
— Перебьешься, — буркнул Обнорский.
«Волга» ходко шла на Екатеринбург. Сзади, с дистанцией метров пятьдесят, «пятерка». Андрей Обнорский в гражданской одежде сидел на заднем сиденье. День больше не казался ему солнечным. Он вообще никаким не казался…
— Мы угадали размеры? — спросил Рогозин.
— Отлично, — буркнул Андрей, — вы, наверно, портной?
— Нет, — весело сказал Александр Петрович. — Хотя когда-то мне довелось поработать продавцом одежды в крупном универмаге… Лагерное тряпье выбросите?
— Оставлю на память, — ответил Обнорский и надорвал подкладку бушлата. Вытащил деньги и «самурайский меч».
— Ого! — заметил Рогозин. — Вы с этой штукой в самолет пойдете?
Андрей молча упаковал в сумку лагерную робу. Туда же положил «меч». Деньги и документы убрал в карман пиджака.
— Что вы с ними сделали? — спросил он.
— С кем? — удивился Рогозин.
— С теми… в БМВ.
— В каком БМВ?
— Послушайте, Александр Петрович, — начал Андрей, но Рогозин быстро его оборвал:
— Нет, это вы послушайте. Не было никакого БМВ. Я, по крайней мере, не видел… И Сергей не видел. Так, Сережа? (Водитель кивнул.) И ребята (Рогозин ткнул большим пальцем назад) не видели. Забудьте!
— Ну конечно… Как вы приказали Вите? «Сделай так, чтоб я их больше не видел». Так, кажется?… Вы на что рассчитываете, товарищ майор? Вас же вычислят в два счета. Вы на двух постах ГАИ засветились. Как только обнаружат расстрелянную бээмвуху…
— Я думаю, у экипажа БМВ претензий не будет, — с ухмылкой ответил Рогозин. Он уже понял ошибку Обнорского, но решил его не разубеждать. Пусть журналист и дальше пребывает в уверенности, что на трассе имело место убийство.
Андрей просто онемел от цинизма и наглости Александра Петровича.
— Действительно, — сказал он, — претензий у экипажа не будет.
Неужели, думал Андрей, они настолько уверены в своей безнаказанности? Это же не лезет ни в какие рамки, не поддается логике.
Андрею стало не по себе. Всю оставшуюся дорогу до Екатеринбурга он молчал. Казалось, что рядом с «волгой» несутся на взмыленных лошадях пьяные от крови опричники. И звучит залихватский разбойничий свист, и руки лежат на рукоятках кривых татарских сабель. И в России, дремучей и похмельной, разворованной Борискиной шайкой, оболганной, обманутой, униженной, все им дозволено. Все будет им прощено и списано в архив.
Вечером того же дня произошел еще один эпизод, который, правда, к нашему повествованию прямого отношения не имеет. Однако… …вечером того же дня встретились на окраине Нижнего Тагила несколько сотрудников ГАИ. Чтобы, как говорится, снять стресс после напряженного трудового дня. Сели, приняли по первой, закусили пельменями. (Да не теми, что в общем зале подают… для «хороших людей» пельмешки делаются отдельно.) В общем, выпили, пожевали и заговорили на привычные темы: начальство — дубы, Рыжий — сука, в Чечне — война, цены — мрак, а Люська из канцелярии теперь спуталась с полковником и лейтенантам уже не дает… Короче, пошел нормальный мужской национальный разговор вкупе с национальной же забавой — питием. Такие, или почти такие, разговоры продолжаются у нас столетия и при этом не надоедают! У-ух, загадочная русская душа, блин немазаный.
— А у меня, — сказал, понюхавши корочку, старший лейтенант Козырев, — вообще сегодня случай был! Звонит, блин, днем дежурный и говорит: слышь, мол, Козырь, там сейчас через тебя две тачки пойдут. Волжанка, такой-то номер, и БМВ, блин, такой-то номер. Так ты бээмвуху проверь… мутная она какая-то. Бандюки в ней, что ли… А на «волге» московский комитетчик рассекает.
— Стой! — перебил Козырева его коллега, лейтенант Лушин. — Тормози, Коля! Комитетчика московского фамилия — Рогожин?
— Вроде — Рогозин, — ответил Козырев. — А ты почем знаешь?
— Вот, блин, кино. Точно — Рогозин… У меня же то же самое сегодня было. Тока наоборот…
— Да что было-то?
— Слушай сюда. Мы с Толяном трассу утюжили…
— Ну?…
— Болт гну. Трассу, говорю, утюжили. Вдруг — вызов. С РУОПа ко мне на рацию выходят. Слышимость херовая, но все же слыхать маленько. И втюхивают такую тему: на Свердловск идет ихняя машина. И «волга» какая-то мутная. Надо, дескать, «волгу» проверить.
— Ни х… себе, — сказал Козырев.
— Ага! Ну, точно, едут. Торможу орлов. А там, в натуре, майор комитетский, Рогожин этот…
— Рогозин, — поправил Козырев.
— Однох…нно. Чекист, короче. Да еще водитель. Да еще зэк во всем зэковском, с «тринадцатой» откинулся. Морда разбойничья, бородатая. Такой, бля, без ножа зарежет.
— Они, — сказал Козырев. — А дальше чего?
— Да ничего. Доложил бандюкам в бээмвухе.
— Так они из РУОПа? Бандюки-то твои?
— А я почем знаю? На вид — обычные бандюки.
— Ну, дела, — сказал Козырев. — Чего делается-то? ФСБ с РУОПом друг дружку проверяют? Или бандиты через нас друг дружку проверяют? Ни хера не понимаю.
— Совсем оборзели, — поддакнул Толян, и было непонятно, к кому же это относится: к ФСБ, РУОПу или бандюкам? Или ко всем вместе взятым? Товарищи по оружию, однако, уточнять у Толяна не стали, а
