Все рассмеялись, кроме безымянного спутника. Пилоты — жизнерадостно, с чувством хорошо проделанной работы. Конструктор — немного натянуто. Столь краткое обсуждение означало одно из двух — или машина настолько хороша, что обсуждать особо нечего, или наоборот… И наученный горьким опытом он опасался худшего.
— Ну, все, пора мне, — сказал Стефановский. — Вас вон уже, высокое руководство по конструкторской части ждет. Можно сказать, сгорает от нетерпения.
И пожав всем руки, не спеша, направился в сторону столовой для летного состава.
Кудрявцев также покинул группу и быстрым шагом пошел к Яковлеву. Выражение его лица теперь не хранило и тени улыбки, напротив было строгим, даже суровым. Конструктор глубже засунул руки в карманы, скрывая дрожь в пальцах. На ходу Кудрявцев снова открыл папку и, быстро просмотрев какие-то бумаги, сразу заговорил о главном.
— Что же это вы Александр Сергеевич такой самолет от своих товарищей прячете? Мы, можно сказать, летаем на фанере с моторчиками, а у вас серьезная машина пропадает.
От такого резкого оборота событий Яковлев едва не поперхнулся, но, быстро взяв себя в руки, спросил, о количестве самолетов нужных флоту.
— О количестве говорите? — немедленно охладил его Кудрявцев. — Вам пока эту машину до ума довести нужно. На испытаниях недавно показали шестьсот сорок километров в час и это не предел, но что у вас за капотировка двигателя? Такое ощущение, что это не современный самолет, а очередная версия И- 16.
— Исправим, обязательно исправим.
— Наверняка из-за этого лишние километры скорости теряются. А теперь разрешите и мне железного коня попробовать.
Кудрявцев развернулся и резко пошел к самолету.
Яковлев пошел за ним. Что тот задумал? Вопрос, вертевшийся в голове, так и норовил сорваться с языка. Между тем Кудрявцев отдал папку техникам, забрался в кабину и, осмотревшись, махнул техникам рукой, призывая заводить мотор. Те, уже привыкшие к выкрутасам флотских, к ужасу собравшихся специалистов КБ и ЦАГИ мотор запустили. Самолет, не спеша, снова покатился по полосе, уже четвертый раз за день. Затем сбросил скорость, развернулся и вернулся назад. Кудрявцев выбрался из кабины, одел тут же поданную фуражку, взял папку и, бросив — Это все, закатывайте в ангар, — снова направился к Яковлеву. По пути он качал головой, бормоча под нос что-то вроде «как и говорили…».
— Ну, как вам? — спросил конструктор, уже не пытаясь скрыть волнение.
— Как и говорили… Скажите, Александр Сергеевич, а вы в кабине своего детища сидели?
— Сидел, а что?..
— Да то.
Кудрявцев явно собирался сказать что-то нехорошее и крепкое, но сдержался. Несколько секунд он молчал, подбирая нужные слова, почесал затылок и продолжил.
— Очень жарко в кабине и двигатель греется. Все это есть в актах об испытаниях. Но когда пробуешь на себе, все выглядит совсем скверно. Прежде чем говорить о серии, решите проблему с охлаждением.
— Мы пока предлагаем ограничить форсажные режимы, на номинале двигатель работает нормально.
— Интересное дело, самолеты с М-82 летают уже не первый день. У Поликарпова проблем нет, у Туполева тем более проблем нет, у Сухого все замечательно, а у вас проблемы. Давайте так, Александр Сергеевич, вы сегодня же готовьте вопрос Сухому, пусть вышлет схемы охлаждения М-82 с Су-4К. Машина сильная, серийная и к тому же одномоторная. Думаю, вам будет любопытно ознакомиться с ней и чисто с технической точки зрения. Предупреждаю сразу, Швецов работает над форсированной версией мотора, поэтому сразу закладывайтесь под нее. Моторы будут. Если возникнут какие-то проблемы и проволочки — немедленно сообщите товарищу. Он будет с вами на связи.
Генерал указал ладонью на безымянного спутника. Тот, все так же с блокнотом наперевес всем корпусом развернулся к Яковлеву.
— Теперь следующее. Что вы сделали с обзором?
— Мотор воздушного охлаждения, с ним обзор всегда проблема.
— Понимаю. Но знаете, почему нас заинтересовал именно Як? Летные данные машин Поликарпова очень высоки, но их посадочные характеристики не годятся для наших авианосцев. Короткий взлет-разбег, малейшая ошибка — здравствуй, море. Да еще через раз взлет-посадка при непогоде. Так что — высокая аварийность. А ваши самолеты известны именно хорошими взлетно-посадочными. Поднимите кресло пилота что ли.
— Думаю, это нереально.
Кудрявцев немного помолчал.
— Знаете, как однажды сказал товарищ Сталин, есть вещи невозможные и нереальные, — сказал он, наконец. — Нереальное — это то, что непосильно по физическим законам, например, дойти до Луны пешком. Все остальное — всего лишь невозможное. Вы понимаете? То, о чем я говорю — невозможно или нереально?
— Пожалуй, что … где-то между. Очень сложно, поймите.
— А вы постарайтесь. На подготовку каждого палубного пилота уходит как минимум триста часов в воздухе. И в бою они должны поставленные задачи решать, а не биться на посадках.
Яковлев снова кивнул.
— Давайте так поступим Александр Сергеевич. Вот вам перечень недостатков, которые следует исправить, — Кудрявцев передал несколько листков бумаги. — Официальное письмо получите позже. К работе приступайте немедленно. Если возникнут трудности, обращайтесь напрямую к Самойлову. Сроку на устранение всех недостатков у вас три месяца. Ближе к лету, если все пойдет нормально, встретимся с вами снова и тогда поговорим о серии.
— А о какой потребности идет речь? — осторожно спросил Яковлев.
— Считайте сами. «Скорый» и «Быстрый» это сотня самолетов. С учетом того, что каждый корабль имеет удвоенный личный состав эскадрилий, сменяющих друг друга. Первое время обойдемся одним комплектом машин. Кроме того, рассчитывайте на ввод в строй «Шустрого», это как минимум еще пять десятков, два «немца», это сотня и желательно вспомнить про наших ветеранов на Балтике. Итого двести пятьдесят — триста машин. По минимуму. С учетом потребностей подготовки пилотов сразу готовьте вариант с двойным управлением, знаю, наработки уже есть. Если проблем в серии не будет, заказ увеличим до пяти-шести сотен Яков и пяти десятков УТИ.
Яковлев задумался. Фактически если слова генерал-майора имеют вес, а они имеют, учитывая, что Кудрявцев говорит в значительной мере от лица Самойлова, это означает, что Саркомбайн удастся отстоять. И все-таки он не удержался.
— Скажите, а как нам наши новые Яки? Як-7 это дальность, Як-3 мощное вооружение. Можем дать уже сейчас. Да и ударники не хуже, чем у Сухого.
— Был бы сухопутчиком, посмотрел бы, — скупо улыбнулся Кудрявцев. — Но тут такое дело. Нельзя нам флотским летать с жидкостниками. Уж больно они хрупкие. Одна пуля в системе охлаждения и все, приплыли. А вокруг океан. С воздушником, по крайней мере, до авианосца дотянуть можно.
Он посмотрел на часы.
— Ну ладно Александр Сергеевич. Спасибо за интересный показ. Мы с вами договорились, пойду, доложу Петру Алексеевичу о ваших успехах. Жду с нетерпением первых серийных. Без недостатков.
И, еще раз улыбнувшись, пожал руки всем собравшимся и, не взирая на призывы пойти в столовую отметить испытания, быстро пошел к КПП, где его ждали эмки. Александр Сергеевич проводил взглядом уезжающих. Его обуревали смешанные чувства. С одной стороны — гордость за свой коллектив, чей труд получил высокую оценку, и свою собственную работу и конструктора и организатора. С другой, ожидание долгой тяжелой работы. А еще вспомнился давний спор с «королем истребителей» о том, какие двигатели будут перспективными в ближайшие годы. Выходило, что прав Поликарпов, поставивший на воздушники, но возможно именно с ними счастливый билет удастся вытянуть и ему, Яковлеву.
Спустя много лет, когда Генеральный Конструктор Александр Сергеевич Яковлев вставил в печатную машинку чистый белоснежный лист и напечатал заглавие своих воспоминаний «Цель жизни», он надолго
