страны восходящего солнца внушали почтение. Что же до американцев, то у них хватало собственных проблем, но вооружение внушало почтение. По авиационной технике, авиагруппам и вообще совокупности авианосной мощи звездно-полосатые мореходы если и не превосходили англичан, то уверенно к тому шли.
— В-общем, поле непаханое, — подытожил Кудрявцев. Матчасть есть, а теории и практики как таковых нет, все изобретается по ходу. Тут и отставной самородок-самоучка пригодится. Даже с шахматами.
— Это опять же твой минус как руководителя. Не первый год стоишь на палубе.
— Петр Алексеич, а как быть? — горячился Кудрявцев. — Я лично мотаюсь к немцам и обратно, опытом меняться, почему? Потому что сухопутчикам — зеленый свет. А нам — нет. Да ты и сам все знаешь. Ставка до сих пор к нам по-прежнему как к ошибке природы относится, все своими руками и мозгами делаем и считаем. Кто там, в Гэ-Ша по-настоящему теорией авианосных операций занимается? Никто! Кто из Морского Штаба? Никто! Потому хватаюсь за таких вот самоучек и самородков, что полноценно нашими вопросами никто стабильно и постоянно не занимается. Я бы хватал и тащил специалистов и профессионалов, но где их взять? Все сами делаем, все сами изобретаем. А когда нам перевести дух и заняться по-серьезному? Сплошные авралы и срывы. То корабли в срок не сдадут, то на двадцати узлах трубы палубу задымляют и все перестраивать, то турбины летят. Сейчас вот с еропланами беда. Немец правильно сказал, сильно топ-мачтовым увлекаемся. А почему? Бомбить нормально не с чего, как здесь передовую теорию развивать? Поликарповы устарели, скоро как англичане с их «Пуделем» будем. «Яков» не дают. Поэтому создаем самую передовую в мире теорию на ходу и в зависимости от того, чем сейчас располагаем… Может, замолвишь за нас словечко, там?.. Чувствую, пока все своим ходом будет решаться, будем на кастрюлях летать до скончания веков.
— Не обобщай, — строго заметил Самойлов. — Что смогу, сделаю. Но звезд с неба не жди. Сейчас все авиаторы выстроились в очередь. Новые самолеты, новые моторы. Новикову дай, Голованову дай, Ворожейкину дай. Всем надо, тебе надо. А рука дающая — одна.
— Эта очередь от начала времен стоит, как в двадцатом черные звезды красными сменили. И опять нас и Женьку Клементьева, морскую авиацию, оставят за порогом. Будем на старом барахле отрабатывать тактику царя-Гороха, — горячился Кудрявцев.
— Там посмотрим… Ладно, не будем о будущем. Пока поговорим о немце. Берешь?
— Беру, — твердо сказал Владимир.
— Учти, если я буду выбивать вам с Женей новые… «еропланы», а я буду, куда без вас, болезных, то моего кредита на немца уже не останется. С Рихтгофена взятки гладки — он просто порекомендовал своего человека. Ты и только ты решишь, брать себе в помощники убогого или нет. Все последствия и всю ответственность будешь хлебать сам. Зажжешь новую звезду — молодец. Если нет… Получится, что немец просто покатался по Европам и Союзу на дармовщинку. Да еще и секреты разные узнал. На народные деньги и с твоей подачи. Так что подумай еще раз. Может, пересадим обратно в Данциге?
— Беру, — так же твердо повторил Кудрявцев.
— Вот за что вы мне нравитесь, мареманы. — Самойлов язвил так, будто и не он в свое время не один год отстоял на корабельном мостике, — думаете быстро, делаете еще быстрее. Иногда, прежде чем подумаете. Ладно, забирай. С чего начать думаете?
— С игрушки. Посмотрим, так ли его таблицы хороши, как рассказывал. Заодно и оценю, насколько он подкован в теории.
— Ну, играйте, играйте… Не забудь мне сообщить через недельку, как наш увечный обживается. Разлей по крайней — и на боковую…
Рунге спал глубоким сном предельно уставшего человека и, конечно же, не узнал, как в коротком разговоре решилась его судьба. Не слышал, ни как его осторожно перетащили в купе, ни остановки в Данциге, на которой сошли почти все корабелы.
Дымя и постукивая колесами по стыкам рельс, поезд уносился на восток.
Глава 7
«Начиная рассказ о новом персонаже нашего рассказа, никак нельзя не отметить совершенно аномальный даже по советским меркам и нормам уровень тайны и скрытности, сопровождавших его от момента появления на исторической сцене вплоть до безвременной кончины.
По всем канонам (во всяком случае, исходя из данных общедоступных источников) он идеально подходил для превращения в икону режима и пример для подражания. Множество куда менее колоритных и заслуженных деятелей нашли свое место в пантеоне воинской славы СССР. Тем более удивительно, что даже сейчас Б. Е. Шанов продолжает пребывать одним из наиболее загадочных персонажей военной истории XX века. Словно по некоему сговору, мы можем представить его исключительно по скупым строчкам в энциклопедиях и научных трудах, и не менее скупым описаниям в мемуарах встречавших его людей.
Известно, что генерал оставил после себя солидный личный архив и дневник, который вел в последнее десятилетие жизни. Однако эти бесценные бумаги остаются в распоряжении родственников покойного и, якобы во исполнение его воли, совершенно закрыты для ознакомления, самые дотошные и настойчивые исследователи не смогли сломать печать молчания.
Словно некое проклятие забвения было наложено на Шанова при жизни и продолжает сопровождать его спустя десятилетия после смерти…»
С. Дюнуа «Новый Мир и Атлантида, четверть века вражды».
Шанов проснулся непозволительно поздно. Он чувствовал на лице приятное теплое качание солнечного лучика, слышал городской шум, но с минуту привычно сохранял полную неподвижность, ровно дыша, с закрытыми глазами, внимательно прислушиваясь к происходящему вокруг. Чуть напряг мышцы шеи, чувствуя затылком сквозь тощую подушку привычную угловатость массивного предмета. Мимолетом вспомнилась мудрость «Дедушки Хо». Тот, бывало, говорил: «Привычки бывают полезные и неполезные. Полезные способствуют продлению жизни, неполезные ее разнообразно укорачивают, вот истинная суть вещей». Старик был мудр и эту привычку наверняка одобрил бы.
Шанов сел на кровати, осмотрелся. Да, новое жилище было куда комфортнее предыдущего. Он подавил привычный вопрос — достоин ли он такой роскоши и быстро встал. День начался. Начался непозволительно поздно, но сегодняшнее утро было отдано специально под переезд и обустройство на новом месте, на службе его ждали только к трем часам. И начался, черт побери, скверно, совсем неправильно начался этот день.
Едва поднявшись, он с шипением опустился обратно, скривившись, согнувшись вправо и схватившись рукой за бок. Весна, ненавижу весну, подумал он, массируя сломанные когда-то ребра, привычным усилием воли загоняя боль далеко на задворки сознания. Словно перехватывая болевую эстафету отозвались и другие раны, на разные голоса напоминая о себе хозяину.
Вот уж хрен вам, раздраженно подумал, не дождетесь. Стиснув зубы осторожно, без рывков, но решительно, преодолевая боль, поднялся, покачался с ноги на ногу, постоял, оценивая состояние.
— Советская власть, ГОЭЛРО и гири — вот, что спасет нас, — пробормотал привычную шутку, начиная ежеутреннюю гимнастику, растягивая мышцы, убивая привычное нытье старых увечий бодростью спортивных упражнений. Разминка, растяжка, отжимания. Перехватывая поудобнее двухпудовку, мимолетно сделал зарубку на память — повесить турник и поискать борцовский мешок, благо, размеры новой квартиры позволяют. Он ощутил укол совести — за прошедшую неделю в пухлой специальной тетради для конспектов не прибавилось ни строчки. Переездные хлопоты никак не могли служить оправданием, и Шанов пообещал себе наверстать упущенное в самый короткий срок. И начать прямо сегодня, даже если придется урывать у сна.
Спорт не подвел. Взбодрившийся и раскрасневшийся, чувствуя, как горячая кровь вымывает из тела остатки боли, он пошел в туалетную комнату.
