времени на три часа, возвращаться в любом случае уже по приборам.
Между тем Флигель начал блеять что-то дельное, водя по карте обкусанным карандашом.
— Они просили сообщить о времени вылета. Аэродром их первой авиагруппы вот тут, в десяти минутах лета. Обычная поляна. «Люссеры» практически готовы, когда наши взлетят, они поднимут все, что смогут и присоединятся к бомбардировщикам.
— Так… — рассуждал Остерман. — Прикинем время на взлет, на сбор группы и не более двадцати- двадцати пяти минут до цели. Рунге, будешь заходить с востока. Менее чем через час вы должны быть там. Собирай пилотов, даю десять минут на постановку задачи, после чего вылетайте. Бомбы уже подвешены, я распорядился. Инструктаж проведешь без меня. Сам знаешь, что и как. А я пойду, переговорю еще раз с краснозвездными. Мне не нравится, что там Флигель с ними насогласовывал.
Полковник поднялся, дружески похлопал Рунге по плечу, пихнул кулаков в живот ойкнувшего Фридриха Флигеля, и слегка переваливаясь с ноги на ногу, пошел на командный пункт. Адъютант, тяжело вздохнув, поплелся за полковником. В самом лучшем случае свободное время у него могло появиться не ранее полуночи. Рунге еще несколько секунд посидел, стараясь отрешиться от всех мыслей, набрал полные легкие воздуха, а потом резким рывком встал на ноги и двинулся на летное поле, в палатку «глубоких раздумий», растянутую еще в конце июля «на пару дней». Да так и ставшую неотъемлемой частью пейзажа. Разве что печка добавилась.
— Салют камрады. Готовы к выполнению ответственного задания партии?
— Всегда готовы! — нестройно ответили камрады. Вообще и голоса, и позы были далеки от уставно бодрых и подтянутых, но в строевой части строгие требования устава толковали с разумной умеренностью.
Пилоты обменялись дежурными шутками, традиционно подколи друг друга, припомнили давние и свежие промахи и забавные эпизоды, как бы приготовляя себя к скорой работе. Рунге достал карту, то же самое сделали все остальные. Девять пикировщиков с тонной бомб каждый — страшная сила, но чтобы эта сила показала себя во всей красе, требуется применить ее правильно и вовремя. На чудо-бомбардировщики ставили новейшие прицелы, отнимая их даже у дальней авиации. Серьезного противодействия со стороны французских зениток никто не ждал. А значит можно снизить высоту сброса бомб, сбросить их точнее и больше. Перед войной, проектируя новейший самолет, немецкие инженеры предусмотрели использование советских стокилограммовых бомб, это позволяло нести на внутренней и внешней подвеске более двух тонн. Но их производство в Германии наладить так и не успели, а имеющиеся пятидесятикилограммовые бомбы помещались во внутренний бомбоотсек в количестве 28 штук, что давало в сумме нагрузку немногим менее полутора тонн. Поэтому опытные пикировщики предпочитали летать с четырьмя бомбами весом по двести пятьдесят килограммов на внешней подвеске. Тонна с пикирования лучше полутора с горизонтали и при удаче противник просто разбегался, давая пехоте возможность занять оставленные рубежи.
— Вот такое дело камрады. Парашютисты держат мост через Маас. И им нужна помощь. Транспортники сбросят им что-то ночью, но вы сами понимаете, что половина груза при этом потеряется, а половина останется противнику. Поэтому вся надежда на нашу девятку. Надо так пропахать галлов, чтобы они и думать забыли о прыгунах. Хотя бы на то время, что понадобится для сбора контейнеров. Ну, все, товарищи. По самолетам.
Когда Рунге подошел к своей красной девятке, техники уже прогревали моторы. Чуть в стороне стояли бортстрелки, слушавшие с предельным вниманием очередную байку штурмана, считавшего себя в дивизии кем-то вроде заправского покорителя женских сердец. На самом деле как показывала практика, успехи сердцееда были сильно преувеличены его рассказами, все об этом знали, но все равно слушали из любви к искусству — рассказчиком тот был знатным. Вид приближающегося командира энтузиазма не добавил, судя по кислым физиономиям стрелков, им очень хотелось дослушать рассказ. Опыта общения с «моранами» и «деваутинами» у них было гораздо больше, чем с симпатичными девушками. Парней забрали в часть, даже не дав по-человечески выпуститься из школы стрелков.
— Так, молодцы, пока Кноке пытается отыскать на карте Голландию, расскажу вам в двух словах. Летим к Маасу. Прикрывать наших парней от лягушатников. Прикрытие будет. Так что постарайтесь не пострелять «Люссеры». С лобовой проекции они сильно напоминают спитфайры. Картинки смотрели? У «люссера» крылья обрезанные, трапециевидные. А у «спитфайра» эллипсовидные. Их ни с чем не спутаешь. Ну и на эмблемы смотрите.
Оглушительно ревя моторами воздушного охлаждения, безудержно коптя выхлопом, двухмоторные бомбардировщики один за другим отрывались от земли. Оставшиеся на аэродромах техники махали форменными кепи, провожая в бой товарищей. Остерман мерил шагами круги вокруг командного пункта. Он старался не показывать виду, но те, кто хорошо знал его, видели подрагивавшие руки, когда он сидел у передатчика и слушал о происходящем в воздухе. И как он, закрыв глаза руками, сидел над картой, после тяжелых боев, думая, что никто не видит. Как оно будет в этот раз?
Для встречи с истребителями потребовалось совершить всего три круга над аэродромом первой группы 24-ой дивизии. Четыре «люссера» с небольшими красными звездами под фонарями летчиков, символом дивизии, принесшим ей общеевропейскую известность, присоединились к девятке. Покачав крыльями, истребители пошли вперед, примерно тремя сотнями метров выше. Их красивые, словно подтянутые очертания радовали глаз, а умелое маневрирование вселяло уверенность. Эти не пропустят. Только вот мало их, мало… Но, лучше иметь немного, чем не иметь вовсе.
Четыре, четыре… Кое-кто из сослуживцев Ганса Ульриха повоевал в Китае и набрался местных обычаев и суеверий, было и что-то насчет «четверки», кажется, какое то японское поверье. Но вспоминать было некогда, и Рунге отогнал непрошенную мысль.
Вечерело. Ветер крепчал, тяжелые бомбардировщики его почти не ощущали, а вот легким истребителям на взлете приходилось нелегко. Неверный свет и клочья облаков искажали силуэты машин, которые напоминали то какую-то сказочную птицу, то новый дом профсоюзов в Вильгельмсхафене.
С севера гнало облачный фронт, по-видимому, скоро придется спуститься совсем низко. И холод, проклятый холод. Стрелки напряженно молчали. Пока их работой было глядеть во все глаза. Оба обладали от природы острым зрением, что позволяло Рунге больше внимания уделять прицеливанию, а не осмотру воздушного пространства в ожидании короткой очереди с шести часов.
— Внимание, подходим. Приготовится открыть бомболюк. Бомбим с круга.
Неожиданно ожила радиостанция командира звена истребителей.
— Вундеры, на трех часах «мораны», штук шесть. Идут с превышение в полкилометра. Я поднимусь выше, а пара Хансена свяжет их боем. Удачи.
Четверка «люссеров» ушла в сторону и пошла на боевой разворот. Время для маневров у них еще было. Теперь истребители больше не напоминали скоростных красавцев, которым самое место на авиасалонах, радовать взыскательную публику. Это были раскрашенные в пятнистый цвет маленькие свирепые звери. Рунге еще раз подумал о том, как хорошо получить в прикрытие пилотов именно этой дивизии.
— Эй, Ганс! Это третий! Слева лесочек, похоже, тот самый! Вижу технику! Вижу танки! Впереди- справа!!!
Французы или только-только развернулись, или совершенно потеряли инстинкт самосохранения. А возможно, просто были неопытны, из спешно переброшенных в Европу колониальных частей. В любом случае, втянувшая вдоль лесной кромки череда грузовиков и легкой бронетехники были законной добычей авиаторов.
— Заправляются или обедают, — кидал короткие фразы в микрофон Ганс, — Работаем быстро, но аккуратно. Делай как я, не спешить и не рвать, делайте правильно, быстро само получится. Атакуем!
Вундербомбер прошел над лесом, рисуя в небе почти идеальный эллипс. Рунге рисковал, давая противнику время на подготовку к обороне, но принимал этот риск, намереваясь компенсировать его хорошо подготовленной и проведенной атакой. Оставшаяся восьмерка в это время сломала шеренгу, перестраиваясь в круг немного повыше.
Французы разбегались, лишь изредка почти наугад стреляя в воздух. Вражеских истребителей не было, зениток Рунге так же не замечал. Но в лесу можно было спрятать все, что угодно.
Дико ревя моторами, машина рвалась к земле, крошечные машинки и фигурки солдат, похожих на игрушки, как-то вдруг приблизились, острый тренированный глаз Рунге уже мог рассмотреть лица и
