мной, словно мальчиком на побегушках? Нет, делает-то она все правильно, но все равно после надо будет разобраться, кто из нас командир…»
Он присел на корточки, с размаху врезал по льду топориком – и только чудом не дал ему выскользнуть из ладони в пробитую лунку.
«А ведь права была Буська насчет топора! И вообще она молодец, от верной смерти меня спасла! – Тубуз содрогнулся, вспомнив, как течение несло его подо льдом, а он безуспешно пытался пробить руками ледяной панцирь, который сейчас так легко пробивался топориком. – Правда, она сначала зачем-то зверюгу спасла. Но, если рассудить, не окажись под рукой волчьего хвоста…»
И только сейчас, вспомнив про волка, Тубуз вспомнил и про Шермиллу. Крепко зажав топорик, лекпин быстро расширил лунку, набрал в чаши холоднющей воды и поспешил к костру.
Лекпин оказался прав. Пока он бегал за водой, Буська сняла штаны и сапожки и повесила их сушиться, но вновь надела рубаху, которая доставала ей почти до колен, и теперь стояла босиком на импровизированном коврике, сплетенном из лапника, и ловко плела еще один коврик.
– Тебя, Тубузик, прямо за смертью посылать! – усмехнулась она, но лекпин пропустил упрек мимо ушей.
– Слушай, Буська, я настоящий кретин! Там же на реке Шермилло остался! Кот факультетский!
– В каком смысле – на реке? – спросила гномиха, и лекпин, сообразив, что она ничего не знает, сбивчиво рассказал ей про волчью стаю, погибших эльфов, оставленного им на камне Шермиллу, и о профессоре Пропсте, который, по словам кота, лежал раненый где-то на противоположном берегу реки.
– Повесь чаши на вон те рогатульки, а потом наклони их к огню, чтобы вода вскипела, – сказала на это Буська. – И быстро снимай одежду и тоже к огню вешай.
– Ты что, не поняла, о чем я говорю? – возмутился Тубуз, резко ставя чаши на землю – так, что немного воды из них выплеснулось. – Там Шермилло, Пропст! Их спасать надо!
– Что же ты раньше их не спасал?
– Да говорю же – кретин я полный! Пока подо льдом барахтался, забыл про все на свете. Да и не смог бы я ничего сделать после того, как ты меня вытащила, – сил не было…
– И сейчас не сможешь…
– Это почему же не смогу? – Тубуз прищурился.
– Ну, во-первых, ты сам только что рассказал про волчью стаю. Здесь, у костра, мы от волков отобьемся, потому что они огня боятся, а в темноте мы с тобой для них – лакомая добыча. Во-вторых, как ты собираешься реку переходить? И не видно ничего, и скользко, и лед тонкий, в любом месте полынья может оказаться, да и рыбина, которая эльфа проглотила, наверняка никуда не делась и где-нибудь в местных омутах очередную добычу поджидает! И в-третьих. Кот твой далеко не дурак, наверняка давно сам уже что-нибудь придумал; а профессор Пропст вообще магистр магии, неужели ты считаешь, что он просто так пропадет? Да ни в жизнь! Поэтому никуда мы с тобой, Тубузик, не пойдем и переночуем здесь, у костра. К тому же на огонек может еще кто-нибудь из наших, факультетских, пожаловать, ведь наверняка не только мы с тобой, да эльфы с котом и Пропетом в Ловашне искупались и сюда перенеслись.
Буська произнесла все это с такой уверенностью, что больше возражений у лекпина не нашлось, и он, лишний раз подивившись, откуда у столь юной гномихи так много рассудительности, исполнил ее просьбу – повесил одну за другой чаши-котелки на рогульки, после чего наклонил их над огнем.
– Теперь одежду снимай! – скомандовала наблюдавшая за ним Буська.
– Мне не холодно, – буркнул Тубуз.
– Да, тебе не холодно, – усмехнулась девушка, – только почему-то зубы стучат. Снимай, иначе точно заболеешь. И не стесняйся, подглядывать за тобой нет никакого желания.
Буська демонстративно повернулась к нему спиной и, отложив сплетенный еловый коврик, принялась мастерить новый. Тубуз невольно задержал взгляд на том, как гномиха наклоняется за ветками, из-за чего ее рубашка приподнимается, обнажая ноги все выше и выше. Ему очень хотелось и дальше наблюдать за ней, за тем, как она наклоняется, за… но зубы его и впрямь начали стучать довольно громко.
Он суетливо принялся расстегивать пуговицы, скидывать одежду и развешивать ее на специально приготовленной гномихой перекладине. Мокрый он был насквозь, поэтому и одежду скинул с себя всю. А когда пристраивал на слегка прогнувшуюся от тяжести перекладину последнюю часть своего гардероба, а именно – трусы, то едва не подпрыгнул от неожиданного прикосновения к плечу теплой девичьей руки.
– Ты что?! – вскричал лекпин, развернувшись и прикрывшись двумя руками от оказавшейся рядом улыбающейся Буськи. – Сама же обещала, что подглядывать не будешь!
– Мало ли чего я наобещала… – Глаза Буськи озорно блеснули. – Возьми-ка лучше, погрейся. – Она протянула Тубузу свою уже успевшую высохнуть курточку и рассмеялась, глядя, как он, поспешно ее схватив, обернул вокруг щуплого трясущегося тела.
«Вот ведь попал! – совсем засмущался Тубуз. Успокаивало лишь то, что при бликах костра вряд ли будет заметна выступившая на его щеках краска. – И главное – поделать ничего нельзя. Ну не грубить же этой девчонке вот так, ни с того ни с сего!»
– Садись поближе к костру, вон на ту дощечку, и грейся. – Буська кивнула на дощечку, с которой очнулась на берегу ледяной реки и которую не стала бросать в огонь. – Минут через пять чай будет готов.
Она принялась хлопотать над разложенными на земле маленькими мешочками. Из одного достала две щепотки чая, из другого – еще какую-то высушенную траву, из третьего – несколько кусков серого тростникового сахара – и все это по очереди опустила в чаши-котелки, в которых уже начала закипать вода.
– А что у тебя в других мешочках? – полюбопытствовал Тубуз.
– Разные полезные вещи. – Буська бросила на лекпина быстрый взгляд, развязала совсем уж крохотный мешочек, принюхалась к его содержимому, поддела мизинцем несколько крупинок порошка и бросила его почему-то только в один котелок. Тубуз хотел спросить, что это за порошок, но она заговорила раньше: – Есть травки целебные, соль, специи, есть сушеный инжир, – мы его с чаем кушать будем… А у тебя-то что-
