Глава 15. Сафиулло
К вечеру возвращается хорошее настроение. Оно всегда возвращается после хорошего обеда. Из штаба дивизии пришла очередная радиограмма: «Расширить работу с местным населением по поискам возможных перспектив продолжения перемирия, по выявлению наиболее агрессивных банд и способов их ликвидации». Есть в Афганистане такая традиция, как только наше командование объявляет перемирие или временное прекращение огня, духи начинают активно запасать боеприпасы и перегруппировываться. И активизируют свою диверсионную деятельность. А значит, работы разведчикам прибавляется. Ведь на востоке объявление перемирия всегда было приметой слабости.
Дежурный по заставе сообщает, что у входа в крепость меня ждет маленький Абдул. Выхожу к нему. Здороваемся. Абдул спрашивает, не убью ли я его брата? Глупый вопрос, конечно, нет. Но в чём проблема?
Мальчуган не отвечает на вопрос. Просит немного подождать и убегает. Что такое? Что за игры?
Всё проясняется через пару минут. Из-за дувала один за другим выходят десять моджахедов с оружием. Старшим у них брат Абдула — Сафиулло. Они подходят к стенам крепости и складывают оружие. Оружия очень много. Безоткатное орудие, пулемёт китайского производства, семь автоматов, два карабина. И даже три реактивных снаряда.
Я зову Мишу, своего переводчика. Вместе с ним приходит и комбат. Сафиулло — худенький высокий парень лет девятнадцати. Они с братом чем-то очень похожи друг на друга. Сафи рассказывает, что он из банды, подчинённой Анвару. Вместе с этими людьми убил своего командира Суфи Ахматдина. И теперь хочет перейти на сторону народной власти. Пока он рассказывает о своей подготовке в пакистанском учебном центре, о китайских инструкторах, я понимаю, что сегодняшний приход Сафи — мой просчёт. Он был бы очень полезен, находясь в банде Анвара. Сейчас же он, как агентурный контакт для меня потерян. Не смог я сразу оценить возможности выхода на него через Абдула, а теперь махать кулаками поздно. Абдул оказался в этой ситуации более взрослым, чем я ожидал. И сделал больше, чем от него требовалось. Но и его понять можно, он хотел спасти своего брата и увести его из банды.
Через Мишу Намакинова я рассказываю моджахедам о декларации «Национального примирения», о том, что они попадают под амнистию и чтобы не боялись — никто их наказывать не будет. Оружие мы пока забираем. Афганцев заводим в крепость. Мои ребята приносят им несколько банок рыбных консервов и две буханки хлеба. Моджахеды немного осваиваются. Пытаются шутить. Но видно, что на душе у них неспокойно. Мы же с Сафиулло уезжаем в разведотдел дивизии. Я прощаюсь с Абдулом, прошу его подождать меня. Говорю, что он большой молодец. И не говорю, что я — последний идиот. Поспешил ты, Абдул. Ох, поспешил.
В разведотделе меня поздравляют с успешной работой по проведению в жизнь политики национального примирения. Звучит это как шутка. Разведчики прекрасно знают цену этому перемирию. Тем не менее, это первая банда, сложившая оружие после пятнадцатого января. С политической точки зрения — событие очень серьёзное. И этого никто не собирается недооценивать. Хорошо еще, что не ругают за то, что порвал возможную ниточку агентурного контакта. Конечно же с точки зрения дальнейшей работы по банде Анвара было бы лучше, если Сафиулло остался бы в банде. К сожалению политика и разведывательная деятельность — вещи совершенно разные. И сегодняшний мой провал в агентурной работе с другой стороны выглядит как большая политическая победа.
Ну и пусть! Сами такие! Договариваемся, что стрелковое оружие останется у бойцов Сафиулло, а безоткатное орудие и реактивные снаряды они сдадут. Это не вызывает ничьих возражений. Сегодня они переночуют на посту самообороны в кишлаке Чауни. У Бойдуллы. А завтра переберутся в кишлак Баги-Алам. Там организуется новый пост. Будут служить на нём. Меня знакомят с Нурутдином. Это бывший житель Баги-Алама. Девять месяцев учился в Высшей школе милиции в Киеве. Сейчас получил задачу организовать пост самообороны в родном кишлаке. Это его радиостанция выходила несколько дней назад в эфир (я тогда подумал о новой банде).
От Сафи мы узнали много нового. В кишлаках Джарчи и Петава находится банда Анвара. Сам он сейчас в Пакистане, вернуться должен где-то в начале марта. Бандой руководит его брат Шер-шо (Шер- шах). В банде около пятидесяти человек. Три крупнокалиберных пулемёта ДШК, безоткатное орудие, пулеметы египетского и китайского производства, ручные противотанковые гранатомёты, стрелковое оружие. Около ста восьмидесяти реактивных снарядов.
Около месяца назад караван из Пакистана доставил противопехотные мины. Сейчас вокруг кишлаков моджахеды оборудуют укрепленный район. В кишлаках работает исламский комитет. В «саду Алимжана» (Квадрат 61189) — большой склад оружия и боеприпасов.
К национальному примирению банда относится отрицательно. В ближайшие дни готовит обстрел штаба соединения.
А вот банда Хайрулло-Хана, которая располагается в кишлаке Лангар, может перейти на сторону народной власти.
Это было новостью. Хайрулло-Хан был правой рукой Карима. То, что он перебрался в Лангар из Карабагкареза могло говорить только об одном, в банде Карима, после его смерти, шла большая борьба за власть. Братья Карима — Абдул-Али и Рахматулло — не нашли общего языка с Хайрулло-Ханом. И он от них ушел. Это было хорошей новостью. Разделяй и властвуй, так учил Чингисхан. Так работали и мы.
Мы возвращаемся на КП батальона к вечеру. Бойцы Сафиулло получают обратно свое оружие и уходят ночевать на пост Бойдуллы. С ним уже договорились. Абдул очень рад видеть своего брата живым. Возможно, на этот счет у него были какие-то опасения. Мы прощаемся, я говорю, чтобы не волновался. Все будет хорошо. Брат Абдула — мой брат. К нам подходит Сафи. Он краток.
— Ташакор, кумандан (Спасибо, командир).
Эта благодарность стоит многого. Сафи со своими бойцами уходят. А я приступаю к подготовке очередного выхода на засаду. Ходить каждую ночь утомительно и опасно. Нас легко вычислить и поставить встречную засаду. Поэтому мне приходится немного «химичить» — чередовать реальные засады с фиктивными. В среднем на три реальные засады я планирую одну липовую. Выбираю безопасный район, под какой-нибудь заставой, и даю своим бойцам ночь отдыха. Иначе их надолго не хватит. А сам превращаюсь в лунатика. Недосып ужасный.
А днем, как только появится возможность, иду в Калайи-Девану, к своему больному. Улучшения его состояния не наблюдается. Я делаю перевязки, обрабатываю пролежни стрептоцидом. Мне помогает Абдул. Он почти поселился в доме у маленького Карима (как забавно, я приложил свою руку к ликвидации Карима, главаря банды из Карабагкареза, а сейчас столько сил и времени трачу, чтобы спасти жизнь его тёзке из Калайи-Деваны). Абдул часами что-то рассказывает своему новому другу. Переворачивает его с одного бока на другой. И через две недели в глазах у Карима появляется что-то новое. Что-то кроме боли и усталости. В глазах появляется какой-то смысл.
Мы часто выносим Карима на улицу. На свежий воздух. Первое слово, которое я от него слышу это «нан» — хлеб. Он просит поесть. Это самый большой праздник для нас с Абдулом. И всей семьи Карима. Теперь все будет хорошо.
Через неделю Карим начинает самостоятельно переворачиваться с бока на бок. А еще через две сам выползает на улицу. На четвереньках. Смешной и очень слабенький. Пролежни его начинают подсыхать и заживать понемногу. Вы не представляете, какое это счастье?!
За это время мы сходили с разведвзводом на несколько боевых операций вместе с 345 парашютно- десантным полком и разведбатом. Двадцать пятого января вытаскивали одного бойца из-под двадцать
