толстому воеводскому носу свой тяжелый варяжский кулак, затянутый в червленую перчатку из тончайшего сафьяна. «Не соседовой ли выделки княжий сафьян?» — подумал, злорадствуя, Зачиняй. Как раз такие козьи кожи для перчаток, сапог и кушаков дубит и красит его приятель-христианин.

Гонец, посланный в детинец, споро вернулся назад, и вскоре вниз по крутому взвозу ужом потянулось шествие поющих греков-волхвов в длинных одеждах, сплошь покрытых золотым и серебряным шитьем. Вслед за волхвами шла восьмерка черных, как смоль, заморских рабов, несущих ярко расшитые носилки, в которых, как рассказывал Зачиняю знакомый плотник, что ставил в детинце новый боярский сруб, ездит посланник самого греческого кесаря.

Когда поющая вереница почти подошла к берегу, с пригорка, где стоял, не спешиваясь по варяжскому обычаю, князь, махнули рукой. Греки, хором заголосив, затянули напевную речь и стали надвигаться на толпу, размахивая на ходу дымокурами.

Оцеплявшие берег дружинники поддернули удила и двинули вперед застоявшихся в ожидании коней. Разночинный люд туго и нестройно повалил в воду. «Скидывать рубаху или нет?» — стал соображать Зачиняй. Он оглянулся на знакомого купца, принявшего в далеком Булгаре покровителя торговли, бога Аллу. Тот, сотрясая брюхом и переваливаясь с ноги на ногу, словно откормленный гусь, топал к воде, не снимая дорогих шелковых одежд. Дочь слободской шептуньи и почайнинского волхва, красавица Вторуша, не чинясь, стянула через голову тонкую рубаху, аккуратно сложила ее на песке, тряхнула волосами, золотом разлетевшимися по статной белой спине и, привычно ловя жадные взгляды стоящих близь мужиков, звонко рассмеялась. Так и пошло по всему берегу: кто заголялся без сраму, кто шел к воде облаченным.

Горшечник и охнуть не успел, как был вытолкнут в Днепр едва не по самую шею. Греки запели громче, натужнее и стали во всю силу окуривать берег. Подержав киевлян в воде, волхвы наконец-то отпели свою песню и, словно опасаясь отместки от мокрых уставших людей, стали отступать под защиту стражи. Кто-то снова махнул с пригорка рукой. Дружинники, словно рыбья стая на мелководье, разом повернули коней и разъехались в стороны. Горожане, кто отряхиваясь, кто выжимая полы одежд, начали выбираться на берег.

Зачиняй снял и выкрутил мокрую рубаху. Отряхнул ее, натянул липкий холодный лен, уступил дорогу боярину с огромным золотым крестом на груди, сидящему на чудной черно-белой, с большими пятнами лошади, в седельной сумке которой виднелся страшный стальной топор, и двинул в сторону тропы, что коротким путем через Щекавицкий холм вела огородами в лавку к тому купцу, который торговал его горшками. Нужно было взять денег и купить у ювелира приглянувшееся монисто — после сегодняшнего купания Зачиняй стал всерьез думать о том, что пора уже, наконец, посвататься ко Вторуше.

* * *

Сонгвар из рода Свардов тронул рукой свое новое украшение — золотой нагрудный крест, взятый в одной из корсунских церквей, — и, как приличествует настоящему всаднику, одними ногами двинул вперед подаренного конунгом коня. До пира, который сегодня дает Вальдомир, нужно будет еще успеть заехать к купцу и сговориться о продаже своей доли собранных полюдьем мехов.

Окинув взглядом разбредающуюся толпу, Сонгвар вспомнил, как десять лет назад он, босой шалопай, стащив у деда старую щербленую секиру, тайком, вслед за старшими братьями пришел в Хельсингер, где правнук конунга Рериха набирал дружину для похода на Киев.

Про Вальдомира тогда знали лишь то, что он сын знаменитого Свендослава, и этого оказалось достаточно, чтобы собрать несколько тысяч бойцов. Еще живы были те, кто ходил в походы под началом быстрого, как молния, и невероятно удачливого конунга, сокрушая жирные хазарские города.

По прибытии в русские земли выяснилось, что Вальдомир вовсе не законный наследник Свендослава, борющийся с узурпатором за обруч киевского конунга, как он сам про себя рассказывал, а бастард, сын наложницы, отсиживавшийся в Новом Граде, которого местные купцы решили призвать вместо законного конунга Ярополка, чтобы не платить Киеву торговую дань, и которого выгнали из города Ярополковы люди.

Обо всем этом поведал прибывшей дружине наместник киевского конунга, но даны и свены, поставленные во главе отрядов, посовещавшись, решили, что для затеянного дела законность Вальдомировых притязаний — дело десятое, тем более что его мать, как объяснил бывший киевский маршал Добреннар, была не простой наложницей, а, ни много ни мало, хранительницей ключей и наперсницей у самой Хельги, жены конунга Ингвара, которая по смерти мужа много лет правила в Киеве железной рукой. То есть, по понятиям тех же франков, мать бастарда занимала при Хельге почетную и высокую должность мажордома.

Прогнав из Новгорода людей Ярополка, даны взяли с жителей богатые подношения, подошли на драккарах к Киеву, припугнули горожан, и те отворили ворота. Потом вызвали обманом Ярополка на переговоры и убили его. Смерды до сих пор друг другу пересказывают побасенку, будто конунга заманили в комнату под видом переговоров и подняли на мечах за подмышки, но такую чепуху могли придумать лишь городские бездельники, в руках оружия не державшие. Бывшему владетелю Киева дали возможность защищаться с оружием в руках и честно зарубили, словно загнанного тура. Именно тогда он, Сонгвар, и сменил свою старенькую секиру (которая, впрочем, с легкостью вошла в спину Ярополка, пробив кости доверчивого конунга чуть ли не до самого сердца) на подарок Вальдомира — благородное оружие с клеймом Рерихта, ценою двести пятьдесят кун.

Через несколько дней после того, как Вальдомир торжественно возложил на себя золотой обруч правителя, предводители викингов решили отложиться от конунга, чтобы, по праву и обычаю, пограбить сам город и окрестные селения. Однако новый киевский владетель под страхом смерти запретил грабежи. Возмущенные викинги собрали тайный совет, на котором решили зарвавшегося бастарда умертвить, а Киев разорить, чтоб другим неповадно было. Но Вальдомир оказался истинным потомком Рерихта. Оказалось, что он имел среди свенов и данов своих людей, а потому узнал о заговоре еще до того, как вожаки ударили по рукам. Пока старые викинги делили шкуру неубитого медведя, конунг обратился к молодым, посулив им долю от княжьей дани.

Сонгвар был первым, кто принес ему клятву верности на франкский манер: стал на колено и вложил свои сомкнутые ладони в руки конунга. Затем во главе тут же приданного ему десятка ворвался в терем, где держали совет заговорщики, учинил беспощадную резню, а потом вернулся и вывалил к ногам своего нового повелителя свежеотсеченные головы, одна из которых незадолго до этого сидела на плечах его родного дяди Рутвора.

Глубокой ночью, прознав о расправе над смутьянами, во внутренний двор киевского фронхофа сбежалась, звеня железом, ревущая толпа. Два десятка присягнувших окружили конунга, готовясь защищать его до конца. Но тот решил вопрос миром. Приказал поднять на копьях головы убитых заговорщиков, сам в свете факелов вышел вперед и, пообещав щедрое вознаграждение, предложил всем желающим завтра же отправляться в Константинополь на службу к конунгу ромеев. Служба в гвардии самого могущественного правителя мира — мечта любого данского мальчишки, так что через три дня около пяти тысяч викингов, сменив драккары на легкие челны, отправились к днепровским порогам в поисках новой воинской удачи.

Вначале Сонгвар пожалел, что не пошел вместе со старшими братьями и остальными данами в Константинополь, а остался при конунге. Никакое полюдье, пусть даже и с таких богатых лесов, никогда не принесет такую дань, как добрый поход. Но вскоре выяснилось, что жизнь при Вальдомире, ценящем преданных людей, не так уж и плоха. Не прошло и года, как Сонгвар выстроил на Горе большой деревянный дом, набрал из лесных селений собственный отряд молодых охотников, завел два десятка дворовых слуг и поселил в палатах пятерых рабынь-наложниц.

Молиться Сонгвар ходил вместе с конунгом. Вначале к новому главному богу русов, Перуну, потом к Христу. Да только затея князя с единым державным капищем оказалось пустой. Киевляне не бунтовали, но втихаря все делали по-своему. Под палкой били поклоны грозному, но чужому для них божеству, а по ночам, как и прежде, таскали подношения в густой лес, где стоит молельня почитаемого здесь Велеса.

Сонгвар погладил секиру, потрепал за шею коня и поскакал наверх. Во фронхофе заглянул на свой двор, наскоро задрал подол одной из новых наложниц и отправился к купцу.

* * *

Архонт Владимирос, восседавший на снежно-белом арабском скакуне плотно и осанисто, словно на троне, устало махнул рукой, давая понять, что сегодняшнее крещение горожан, последнее звено в цепи

Вы читаете Горькая звезда
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату