мира, и никто из его соплеменников не пересекал межмировую границу. Ариссарра своих не бросают, но могло случиться так, что Каррах остался в этом мире один и след его затерялся — вселенские странники посещают сотни и тысячи миров, и бывает так, что кто-то из них пропадает бесследно. И все-таки Каррах не собирался сдаваться: ему помогала ждать жажда жизни, и еще — его ненависть, которая росла и крепла.
Волны человеческих эмоций омывали призрачное тело пришельца — его восприятие обострилось за столетия полусна-полубодрствования, — и вот однажды (это случилось через два с лишним века после возвращения Карраха к запертой двери и добровольного заточения под расколотым каменным диском) на дремлющего ариссарра обрушилась настоящая лавина людских чувств: ярости, страха и боли. Заинтересовавшись, Каррах перефокусировал свое восприятие — это не потребовало от него чрезмерно больших усилий — и взглянул на город со стороны.
…На окружавшей равнине дымили многочисленные костры, и перемещались толпы людей, восседавших на прирученных животных, которых здесь называли
Холодный разум вселенского скитальца быстро оценил шансы сторон. Город был обречен: осаждающие превосходили защитников и численностью, и оснащенностью — у них имелись машины, ломавшие стены и метавшие тяжелые камни и сосуды с горючей смесью. Мужество оборонявшихся могло только затянуть осаду, но не принести победу — это было ясно. Поняв это, ариссарра не испытал ни сожаления, ни горечи — война дикарей ни в коей мере его не касалась, и он не собирался в нее вмешиваться (даже если бы имел силы). Но посмотреть — почему бы и нет? В конце концов, звездные странники познавали миры во всей их многогранности, со всеми их бедами и катастрофами, — добро и зло во Вселенной тесно переплетены и неразделимы. И Каррах смотрел…
Осада продолжалась много дней. Местное светило появлялось и вновь уходило за горизонт, а машины медленно, но верно ломали стены, пробивая проходы, в которые врывались воющие толпы захватчиков. Люди — пронзенные, раздавленные, изрубленные, — гибли сотнями, и молодой ариссарра по имени Каррах вдруг почувствовал терпкий вкус эманации смертных мук, изливавшихся в пространство с каждым последним вздохом умиравших. И не только почувствовал, но и понял, что может впитывать эти муки и становиться от этого сильнее. Ощущение было новым, приятным и неожиданным: Каррах не знал, что он может питаться предсмертными выплесками эмоций гибнущих людей. Один умирающий приносил ему всего лишь малую толику силы, однако они погибали во множестве, и Бестелесный впервые за много лет заметил, как его энергонасыщенность возрастает. Но если так, то, может быть, нужно убить самому побольше местных обитателей и принять их последний беззвучный крик?
Не колеблясь, Каррах почти мгновенно убил ментальным лезвием несколько десятков людей, дравшихся в проломе стены (не делая различия между нападавшими и защитниками города — какая разница?). Однако эффект оказался нулевым — Бестелесному годились только смертные всплески людей, погибавших не от его рук (которых у ариссарра вообще-то и не было). «Досадно, — подумал Каррах, — но не страшно: будем собирать последние вздохи туземцев, яростно убивающих друг друга, — в них недостатка нет». И ариссарра превратился в ментальную воронку, жадно всасывающую последние мгновения бытия воинов и горожан, умиравших на стенах и горящих улицах. Каррах не жалел людей — какое ему до них дело? А он, собрав страшную дань, проживет еще много циклов — ему ведь есть для чего жить.
Кровавое пиршество тянулось долго, и прекратилось оно только тогда, когда рухнул последний храм, разбитый таранами, когда дома превратились в пепел, когда все улицы были завалены телами павших, и когда победители, согнав в толпу пленных, потянулись прочь от опустошенного ими города. А насытившийся звездный скиталец по имени Каррах вытянулся
— Я все равно не понимаю, каким образом рассказанное вами касается меня? Космический демон, спящий в подземелье, Батыево нашествие, какие-то сектанты-фанатики… Я-то тут при чем?
— Понимать здесь нечего, князь, — старик чуть шевельнул посохом. — Через несколько лет на твой город обрушится страшное несчастье. Но ты можешь и оттянуть эту беду — лет на двадцать или чуть больше.
— Что за несчастье?
— Существо иного мира наложило проклятье — так тебе будет понятнее, — используя отрывок из священной книги тех, кого он считает своими врагами. Там говорится: «И третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая, подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»…
— Ну, а это тут при чем? — начал сердиться Щербицкий. — Полынь какая-то…
— Сейчас эта фраза тебе ни о чем не говорит, — усмехнулся волхв. — Но поверь, скоро придет время, когда любой атеист, не открывавший Библии, будет без запинки цитировать этот стих из Откровения святого Иоанна Богослова. Потому что «полынь» по-украински…
— …Чернобыль, — закончил фразу Щербицкий. И ему стало страшно, ибо город с таким названием был ему хорошо знаком.
— Да, — старец кивнул, — Чернобыль. Там имеется то, что угрожает твоему городу.
— Как это будет выглядеть? — голос Рюриковича предательски дрогнул.
— Как цепь странных совпадений, — пояснил кудесник, — и нелепых случайностей, приведших к непостижимой беде, которая унесет множество жизней…
Призрачный сон Бестелесного длился семь веков. За это время произошло многое, но Каррах, выпав из потока времени, ничего не замечал. Почти ничего: часть его сознания не спала и стояла на страже, чтобы в случае необходимости известить и пробудить своего хозяина.
И этот час настал. На земли, прилегавшие к городу, — за семь столетий город сильно изменился, — вновь пришла война, принесшая с собой новые потоки смертных мук. Война сменила свой лик — оружие стало другим, на смену мечам и копьям пришли взрывчатые вещества, выделявшие в ходе быстротекущих химических реакций значительное количество энергии, а воины взяли в руки огнестрелы и пересели с коней на железные гусеничные машины с тепловыми двигателями, — но люди гибли на войне так же, как прежде.