изрядно проголодались.
— Даже если бы это было не так, то дурманящие голову запахи, которые доносятся с вашей кухни, заставляют меня поверить, что я просто умирю от голода. — Она протянула ему бутылку вина.
— «А Баролло», — посмотрел Остин оценивающим взглядом. — Я открою ее заблаговременно, чтобы вино могло немного подышать. У нас будет ужин в стиле альфреско.
Пока Остин на кухне возился с вином, Карина поднялась на палубу этого странного жилища, где уже стоял столик с небольшими масляными лампами, отбрасывавшими тусклый свет на окружающие предметы. Язычки пламени отражались в спокойной воде Потомака. С реки веяло свежестью и влагой. Остин выбрал из богатой коллекции джаза любимую пластинку и включил музыку. Над палубой и над гладью реки из мощных колонок полились мягкие звуки фортепьянной композиции Оскара Питерсона.
Остин поднялся на палубу с двумя бокалами охлажденного итальянского вина, закусывая ветчиной по-пармски и медовой дыней. Затем Остин извинился, спустился вниз и вскоре вернулся с тарелками, полными феттучино, приправленных сливочным соусом. Карина чуть в обморок не упала от такой вкуснятины, в особенности когда он украсил это чудесное блюдо огромными трюфелями.
— Боже мой! Где вы нашли в Штатах такие громадные трюфели?
— Я их не искал. Один мой коллега из НАПИ часто ездит в Италию по служебным делам.
Карина быстро проглотила феттучино, потом принялась за салат с грибами и сыром, также украшенный трюфелями. Эти прекрасные блюда они запивали вином, и она не могла остановиться до тех пор, пока дело не дошло до десерта.
— Просто чудесно, — сказала она, погружая ложку в мякоть вишневого торта. — Ко всем своим прочим достоинствам сегодня вы добавили замечательное качество шеф-повара.
— Grazie,[5] — вежливо поклонился Остин, приятно удивленный ее гастрономическим вкусом, но не подавший виду. Такое страстное отношение к еде, как правило, скрывало еще более страстное отношение к другим вещам, о которых он сейчас никак не мог забыть. Свой чудесный ужин они закончили небольшим количеством охлажденного лимонного ликера.
Остин пристально посмотрел на собеседницу.
— Вы никогда не рассказывали мне о том, каким образом оказались сиделкой у этой древней статуи во время ее транспортировки в Америку.
— Это долгая история.
— У меня много времени, не говоря уже о второй бутылке ликера.
Карина весело рассмеялась и задумчиво посмотрела на водную гладь реки, собираясь с мыслями.
— Я родилась в Сиене. Мой отец был врачом и попутно увлекался археологией, посвящая все свободное время изучению культуры этрусков. Он был без ума от них.
— Его можно понять. Этруски были загадочным народом.
— К сожалению, их искусство оказалось чересчур востребованным. Еще девочкой я видела место раскопок, разворованное грабителями могил. На земле валялась рука статуи из великолепного мрамора. Позже я поступила в Миланский университет, потом окончила Лондонскую школу экономики и стала заниматься журналистикой. Мой интерес к античности вновь пробудился, когда я готовила материал для одной журнальной статьи, посвященной роли музеев и торговцев в похищении произведений искусства. Образ той мраморной руки так и остался со мной навсегда. Затем я перешла на работу в ЮНЕСКО и стала заниматься описями пропавших экспонатов. Похищение исторического достояния той или иной страны — одно из самых отвратительных преступлений, которые можно себе представить. Я поставила перед собой задачу раскрыть тайные пути такого грабежа.
— Вы очень высоко замахнулись.
— Да, я и сама это быстро поняла. Торговля крадеными антикварными вещами оказалась на третьем месте по статье о доходности после наркотиков и оружия. ООН пыталась положить конец преступной торговле посредством международных договоров, соглашений и соответствующих резолюций, но не справилась с этим вызовом. Невозможно проконтролировать и прекратить куплю-продажу каждой круглой печати или глиняной таблички.
— Однако, судя по всему, вы все же добились заметного успеха.
— Я работала с рядом международных агентств, таких, например, как Интерпол, и со многими национальными правительствами, пытаясь проследить местонахождение хоть сколько-нибудь стоящих вещей. В основном я делала это с помощью дилеров, аукционных домов и музеев.
— Именно это привело вас в Ирак?
Она кивнула.
— За несколько недель до начала вторжения до нас дошел слух, что некоторые дилеры-мошенники вступили в преступный сговор с недобросовестными торговцами и дипломатами, заказывая им похищение определенных древних артефактов. Больше всего нас обеспокоило, что грабители уже на месте и с нетерпением ждут начала вторжения, когда Республиканская гвардия покинет территорию Иракского национального музея.
— Где находился «Навигатор»?
— Я понятия не имела о его существовании. Эта статуя даже не была внесена в список украденных вещей, который я пыталась получить через одного мерзкого дилера по имени Али. Позже он был убит, что само по себе не очень большая потеря для человечества, но Али знал, где находятся пропавшие экспонаты. А потом я вынуждена была покинуть страну, получив предупреждение о том, что меня хотят похитить. Вскоре после этого ко мне поступило деловое предложение из фонда Балтазара.
— Эта организация и финансировала вашу поездку?
— Мистер Балтазар — очень богатый спонсор, обеспокоенный разграблением Иракского национального музея. Я только вчера познакомилась с ним на дипломатическом приеме. Его фонд щедро финансирует мои поиски и возвращение пропавших в Багдаде артефактов. Некоторое время назад один египетский источник сообщил мне, что многие иракские древности выставлены на продажу в Каире. Я немедленно вылетела в Египет и купила там оптом весь набор древностей. «Навигатор» был частью этой удачной покупки.
— А что вам известно об этой статуе?
— Должно быть, она была вывезена одновременно с другими похищенными предметами. Директор музея профессор Насир позже вспомнил, что эта статуя долгое время хранилась в запасниках здания, так как многие исследователи считали ее довольно странным произведением.
— Интересно почему?
— Как оказалось, это было изображение финикийского мореплавателя с компасом в руке. Мне сразу сообщили, что до сих пор нет абсолютно никаких доказательств того, что финикийцы пользовались компасом.
— Совершенно верно, — подтвердил Остин. — Заслуга его изобретения принадлежит китайцам.
— Так вот, профессор Насир предположил, что это могла быть копия одного из произведений искусства, которыми охотно торговали финикийцы. Что-то вроде копий классических статуй, которые до сих пор продаются в Греции и Египте в качестве сувениров.
— А вашему другу профессору известно, где и при каких обстоятельствах была обнаружена эта статуя?
— Ее нашли еще в семидесятых годах на раскопках хеттского царства неподалеку от Черной горы, что в юго-восточной части Сирии. Чуть позже она была перевезена в Багдад, где впервые возникли сомнения в ее подлинности. Я говорила об этом с фотографом журнала «Нэшнл джиографик», который присутствовал на раскопках.
— Странно, что она почти все время пролежала в запасниках музея, а потом вдруг привлекла к себе такой интерес со стороны похитителей, которые пошли даже на вооруженный захват судна.
— О ее существовании до недавнего времени знали лишь несколько человек, поэтому я была очень удивлена, когда о ней заговорил мистер Саксон, с которым я познакомилась на приеме в иракском посольстве.
Услышав это имя, Остин насторожился.
— Это, случайно, не Энтони Саксон?
— Он самый. Он производит впечатление человека, немало знающего об этой статуе. Вы знакомы с
