Неожиданно он почувствовал, что ночь становится прохладной. Фурлоу поежился.
— Что, Мерфи выглядывал из окна? — спросил Ли. Гнусавый, противный голос репортера действовал Фурлоу на нервы.
— Нет, — ответил он. — Я думаю… Я просто видел какой-то отблеск.
— Я не знаю, как вы вообще можете что-нибудь разглядеть через такие очки, — заметил Ли.
— Да, вы правы, — отозвался Фурлоу. — Это все очки и мои испорченные глаза,
— У меня еще полно вопросов, док, — сказал Ли. — Можем заехать в 'Индейку', нам там будет удобно. Давайте поедем в моей машине…
— Нет, — отрезал Фурлоу. Он тряхнул головой, чувствуя, что оцепенение проходит. — Нет. Может, завтра…
— Черт побери, док, уже завтра.
Но Фурлоу отвернулся и перебежал через улицу к своей машине. В его голове звучали последние слова Мерфи; 'Позаботься о Рути!'
Фурлоу понял, что он должен найти Рут и предложить ей свою помощь. То, что она замужем за другим, не перечеркивает всего, что было между ними.
Аудитория шевелилась — единый организм в безымянной тьме амфитеатра Корабля историй.
Келексел, сидевший почти в центре огромного зала, чувствовал это странное угрожающее движение в темноте. Они окружали его: съемочная группа и свободный от дежурства персонал, — все, кому было интересно увидеть новое произведение Фраффина. Две бобины перед ним вращались без перерыва. Все с нетерпением ждали, когда снова прокрутят первую сцену. Время шло, бобины вращались, и Келексел все сильнее ощущал дыхание опасности. Это было как-то связано с историей, но он пока не мог уловить связь.
В воздухе распространялся легкий запах озона от перекрещивающихся нитей силового поля, которое обеспечивало пространственную связь аудитории с происходящим. Келексел ощущал дискомфорт, сидя в непривычном кресле. Он занимал место, предназначенное для оператора, — по кромке массивных подлокотников располагались рычажки переключателей для редактирования записываемого сюжета. Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силового поля, нити которой тянулись вниз, к сцене, и сама постепенно приближающаяся сцена были привычными, как в любом просмотровом зале.
И звуки — щелканье переключателей, профессиональные реплики: 'Сократите вступление и переходите к основному действию… эффект бриза чуть ослабить… усильте передачу эмоций жертвы и немедленно повторите предыдущий кадр…'
Келексел провел здесь уже два дня, используя данную ему привилегию наблюдать ежедневную работу, однако звуки и голоса аудитории звучали диссонансом для его слуха. Он привык к завершенным историям и молчаливой аудитории.
В темноте, слева, поодаль от него раздался голос:
— Запускайте.
Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту. Кто-то кашлянул, прочищая горло. Обстановка была нервозной.
В центре сцены появился свет. Келексел устроился поудобнее. 'Всегда одно и то же начало', — подумал он. Постепенно возникшее свечение материализовалось в свет уличного фонаря. Он освещал часть лужайки, поворот дороги и на заднем плане призрачно сереющую стену дома. Темные окна из простого стекла блестели, как невидящие глаза.
Откуда-то из глубины сцены доносилось тяжелое дыхание и что-то стучало в бешеном ритме.
Застрекотало какое-то насекомое.
Разнообразные шумы воспроизводились со всеми оттенками оригинального звучания. Наблюдать за происходящим из зрительного зала было все равно, что находиться непосредственно на месте действия, где-нибудь на ближайшем пригорке.
Запах пыли от шевелящейся под ветром сухой травы проникал в сознание Келексела. Прохладный бриз касался его лица.
Волна леденящего ужаса вдруг захлестнула Келексела. Она возникла где-то в темной глубине сцены и, продвигаясь через проекционное поле, накатывалась сокрушительным валом. Келексел поспешно напомнил себе, что это всего лишь очередной сюжет, он нереальный… по крайней мере для него. Он переживал сейчас страх другого существа — уловленный, записанный и воспроизведенный сверхчувствительными устройствами.
В центре сцены появилась бегущая женская фигура, одетая в выцветший зеленый халат. Женщина прерывисто и тяжело дышала, ее босые ноги глухо прошлепали по газону и затем по дорожному покрытию. Приземистый мужчина, мертвенно-бледный в лунном свете, преследовал ее по пятам. Огромный кинжал в его руке сверкнул в свете фонаря, как серебристое змеиное жало.
— Нет! Пожалуйста, Господи, нет! — срывающимся голосом кричала женщина.
У Келексела перехватило дыхание. Кинжал взлетел высоко над головой…
— Перерыв!
Паутина вверху потускнела, возбуждение схлынуло, как будто аудиторию окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
Келексел понял, что голос принадлежал Фраффину. Он донесся откуда-то справа, издалека. Неистовая жестокость происходящего ошеломила Келексела. Следователю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, он был совершенно раздавлен.
Вспыхнул свет, и он увидел перед собой ряды сидений, расходящиеся клином от диска сцены. Келексел прищурился, разглядывая окружающих его сотрудников Фраффина. Он все еще ощущал угрозу, исходящую от них и от опустевшей сцены. Келексел доверял своим инстинктам, он чувствовал присутствие опасности в этой комнате. Но в чем же она могла состоять?
Вокруг него расположился персонал — в задних рядах сидели стажеры и свободные от дежурства охранники; в центре — кандидаты в члены экипажа и наблюдатели; внизу, около сцены, — съемочная группа этого сюжета. Каждый из них, взятый в отдельности, производил сейчас весьма заурядное впечатление. Но Келексел не забыл возникшего у него в темноте ощущения единого организма, стремящегося нанести ему удар, и уверенного в успехе.
Странная тишина воцарилась в помещении. Они ждали чего-то. Далеко внизу у сцены склонились друг к другу люди, неслышно переговариваясь.
'Не слишком ли я мнителен? — спрашивал себя Келексел. — Но ведь они безусловно подозревают меня. Почему они позволяют мне сидеть здесь и наблюдать за их работой?'
Их работа — насильственная смерть. Келексел почувствовал, что выстраиваемая им версия рушится. Он не мог объяснить, почему Фраффин вдруг оборвал действие. Вряд ли эта сцена могла вызвать у Фраффина какие-то отрицательные эмоции, тем более, что он знал развитие сюжета.
Келексел покачал головой. Он был в замешательстве. Еще раз он окинул взглядом зал. Разноцветная палитра пестрела перед его глазами: цвет униформы каждого из присутствующих указывал на его служебные обязанности — красным выделялись комбинезоны пилотов, оранжево-черные костюмы принадлежали охранникам, зеленые — сценарной группе, желтые — группе обслуги и ремонта, белые — гардеробщикам. Среди этого многоцветья тут и там черными кляксами выделялись Манипуляторы, Помощники Директора, ближайшее его окружение.
Группа у сцены распалась. Келексел увидел Фраффина, который вскарабкался на сцену и прошел в самый центр, к тому месту, к которому недавно было приковано всеобщее внимание. Это был умышленно рассчитанный маневр, он отождествлял Фраффина с действием, происходившим в пространстве сцены несколькими мгновениями раньше.
Слегка подавшись вперед, Келексел внимательно рассматривал Директора — невысокая, изможденная на вид, фигура в черной мантии, щетка блестящих черных волос над серебристым овалом лица, прямая щель рта с выступающей верхней губой. Глубоко посаженные глаза оглядели зал и нашли Келексела.
Мороз пробежал по коже Следователя. Он вжался в кресло, будто услышал голос Фраффина: 'Вот он,
