внимание.
— Никаких, — ответила Олька.
— Зайдешь ко мне? — спросил я обрадовано.
— Зайду, дай переодеться, — быстро и тише проговорила Олька, снова махнула рукой и направилась к подъезду.
Вскоре она была у меня — в попсовых шмотках, на голове прическа «взрыв на макаронной фабрике», притащила кипу итальянских журналов, завалила ими тахту и погрузилась в изучение чужой красочной жизни. Мне, конечно, тоже было интересно: роскошные автомобили, бассейны с бирюзовой водой, длинноногие девушки в шезлонгах на песчаной косе, рестораны в сиянии вечерних огней, — поначалу я не догадался спросить, откуда у нее эти журналы, и сделал это, когда мы уже сели за стол пить горячий шоколад.
— Так, один итальянец на каникулах подарил, — беззаботно пояснила Олька. — Его фирма в Ленинграде гостиницу строит.
— И где же вы познакомились? — неприятно удивленный, спросил я.
— В валютке, — как бы между прочим сообщила Олька.
Я все более изумлялся и огорчался, стараясь, разумеется, скрыть свое состояние. Раньше я не мог и мысли допустить, что Олька бывает в валютных барах.
— Хочешь еще шоколаду? — спросил я.
— Налей.
Олька чуть отпила из чашки и наморщила лоб:
— Какой-то горький у тебя шоколад, а вообще-то ты мастак насчет готовки.
Я усмехнулся:
— Не в пример твоему итальянцу. Олька понимающе улыбнулась:
— У него тоже есть достоинства… Про Италию интересно рассказывает.
— И только?
— Не только.
Зачем она старается казаться легкомысленной?
— Между прочим, он предложил мне свою руку и сердце, — прибавила Олька многозначительно и даже гордо.
— Что же ты отказалась? Тебе ведь Италия нравится?
— Ну и что? А если мы поссоримся — хочешь, чтобы я на мели оказалась?
— Молодец, соображаешь, — я принужденно улыбнулся, на душе у меня было прескверно.
После недолгого молчанья я спросил:
— Зачем ты мне все это рассказала? Олька произнесла равнодушно:
— Чтобы позлить тебя, ты всегда такой самоуверенный… Во-вторых, я хочу, чтобы между нами все было по-честному, чтобы ты знал, что кроме тебя у меня был еще один парень. Этот итальянец.
— Сука! Сволочь! — я быстро встал и вышел на балкон, скрывая от нее свои слезы.
Но она появилась вслед за мной, задымила сигаретой, глядя прищуренным глазом на двор, проговорила примирительно и удовлетворенно:
— Ладно, не выступай. Давай все забудем?
Я молча сглатывал слезы, отвернувшись. Я не хотел ее видеть, я ее ненавидел.
— Ну чего ты расстроился? — произнесла она с грубоватой нежностью и прибавила философски: — Как будто баб не знаешь? Может, я после него тебя еще крепче полюбила, тогда бы не стала рассказывать.
— Дай сигарету, — попросил я сиплым голосом.
— Во, другое дело, — Олька с готовностью протянула пачку.
Мы курили на балконе, не разговаривали. Перед нами поднималась панорама гор, пронзенная нитью дороги. Ни одной машины не было на ней, ни одного пешехода. Помню, я еще подумал: «Вымерли, что ли, все там?» — и в какой-то миг оглушил несущийся оттуда, с гор, рев, взметнулся водяной вихрь, и из него выскользнул серебристый диск — мелькнул, и точно не бывало его, лишь затухают на склонах огненные сполохи.
— Ой, что это? — Олька испуганно вскинула руку. — Гроза?!
В межгорьях пламенел закат, словно выплеснутый соплами. Я смотрел туда и ничего не ответил ей.
