бороться. – И мягко обратилась к своему плачущему шкафу: – Пойдем, Костя, в дом. До Нового года пять минут.
Я не стал ждать, пока она уведет своего охламона, развернулся и ушел.
На душе было тоскливо.
На улице я слышал, как синхронно бьют куранты во всех квартирах, как все орут «Ура!» и «С Новым годом!», как хлопают пробки шампанского. А я брел по заснеженной улице и думал: «Вот именно, как встретишь – так и проведешь». Но больше всего мне почему-то было жалко не себя и не Новый год, а мою девушку. Катю.
…Остаток новогодней ночи я провел в баре «Двойная доза» городка Щ. Ехать к друзьям на дачу решительно не хотелось.
Пускать внутрь заведения меня не желали: «Мест нет!» – «Я посижу у стойки!»
Я все-таки прорвался и к двум часам изрядно нагрузился. Я выкурил одну из тех сигар, что вез друзьям. Девушки хорошо идут на запах «коибы», и вокруг меня уже вилась новогодняя пташка – честно говоря, в тот момент мне совершенно не интересная. Однако, чтобы досадить Кате, я готов был познакомиться поближе…
И тут вдруг пришла эсэмэска. От
Я засмеялся. Хлопнул на радостях еще один виски и стремительно начал трезветь. Назавтра мне хотелось быть в форме.
На самой первой электричке я вернулся домой и завалился спать.
…У пьяниц и влюбленных сон короток, и в девять я уже был на ногах, как ни странно, бодрый и выспавшийся.
Я заставлял себя не думать о Кате. Только о малышке. Ее судьба тоже взволновала меня. Не настолько, конечно, как отношения с Катей, но все-таки сильнее, чем я рассчитывал.
И потом: всегда, во все времена, забвение от несчастной любви мужчины находили в работе. А суть моей работы во многом заключалась в том, чтобы добывать информацию. Анализировать, сопоставлять… Наблюдать, выслеживать…
«Интересно, кто она, мать девчушки? – размышлял я, принимая душ, а потом заваривая себе кофе. – И такое варварство – бросить новорожденную на рельсы?! Если от нежеланных детей избавляются, то обычно все-таки менее бесчеловечными методами. Например, оставляют в роддоме. Ну или забывают на пороге больниц. В самом ужасном случае – просто выбрасывают на мороз… И потом: ребеночку уже месяц, сказала Катя… Ах, Катя, Катя, ты всплываешь в памяти и делаешь меня безвольным! Мне хочется думать о тебе, грезить о твоих глазах и губах, предвкушать нашу встречу…»
Сделав над собой усилие, я вернулся мыслями к малышке:
«Итак, девочке – месяц. Поэтому… Непохоже, чтобы решение бросить ребенка было у матери выверенным, хорошо обдуманным. Когда матери все взвешивают и понимают, что, допустим, не могут кормить, или некому ухаживать, или нет денег, чтоб вырастить, – они избавляются от ребенка еще в роддоме. Или сразу после… Но, по-моему, не тогда, когда мать уже повозилась с новорожденным, начала его выкармливать, заботиться, привязываться… А бросить на рельсы, под электричку – это похоже на ослепление, внезапное помешательство, бред… На изощренную, извращенную месть…»
Я замер с кружкой кофе у окна. Все дома напротив спали, в серой поземке новогоднего утра на улице не наблюдалось ни единого человека…
«Именно месть?.. – продолжил размышлять я. – Да, да! Это слово здесь очень кстати… Похоже на правду… Да, месть!.. Порой безумные матери мстят своим близким через собственных детей… Была одна такая даже в греческой мифологии… Как ее там? Антигона? Листистрата?.. Нет, кажется, Медея!..[1] Итак, наша мамашка, бросившая младенца на рельсы, мстила – примем сей факт как версию… Мстила – но кому? И за что? Самой себе? Собственным родителям? Отцу?»
Тут я вспомнил кое-какие детали нашего вчерашнего происшествия, и неожиданная, странная идея вдруг пришла мне в голову.
Хм!.. Хорошенько обмозговав догадку, я подумал, что она имеет право на существование, и решил проверить.
В Интернете отыскал телефон нужной организации. Позвонил. На другом конце провода не спали – работа такая! – и довольно охотно вывели меня на искомого человека. Очень помогает в расследованиях представляться последним милицейским званием – капитан. И еще приятно, что у меня хорошая память.
А затем я позвонил этому парню. С первых же фраз понял, что он – тот, кто мне нужен. Да он и не отрицал ничего, только изъяснялся иносказаниями. Кто-то в его квартире прислушивался к нашему разговору.
Я рассказал ему, куда и когда следует приехать. И стал собираться сам.
Я ехал к этому парню. Я ехал к малышке. Но главным образом к Кате. И очень надеялся, что она придет.
…И она – пришла.
Мы поздоровались.
– С Новым годом тебя, Катя.
– И тебя тоже, Максим.
– Хорошо отпраздновала?
– Ужасно.
– Хм, я тоже плохо…
Кривовато усмехнувшись, я спросил, глядя ей в лицо:
– Значит, ты замужем.
– Уже нет.
– Твой Костя, похоже, так не думает.
– Мне все равно, что он думает.
– Но Новый год ты праздновала с ним.
– Знаешь, в Новый год бывают не только встречи, но и расставания.
– Хотелось бы верить.
– Но я же пришла сюда, к тебе.
Казалось, она совсем не кривит душой. Я жадно, ненасытно вглядывался в ее лицо. В тот момент к крыльцу поселковой больнички подошел человек, которого я вызывал. Катя встретила его недоуменным взглядом и перевела взор на меня: объясни, мол, что происходит?
Мужчина пришел от станции пешком. Его трясло, он ежился, руки дрожали.
– Ваша дочь чувствует себя хорошо, – объявил я.
Он вздрогнул и весь как-то растекся.
На этот раз он был в дубленке, а не в железнодорожной униформе, и на его груди не было бейджика с фамилией Паранин.
– Расскажите, что произошло, Станислав Михайлович, – мягко попросил я.
– Что произошло… – горько протянул он. – Что произошло… Она, похоже, просто с ума сошла!
– Кто? – расширила глаза Катя.
– Мать нашей малышки, – пояснил ей я. – А это, познакомься, ее отец.
– О господи! – воскликнула пораженная девушка.
Паранин втянул голову в плечи.
– Вы тут ни при чем, – твердо сказал я машинисту. – И никто, ни милиция, ни общество вас не осудят.
От моего заверения Паранин как-то сразу приободрился. Я спросил его:
– Вы ведь ничего заранее не знали, верно?
– Да я и предположить не мог, что она решится на такое?! Она в последнее время стала странная, очень странная! Но чтобы так? Неужели я заслужил?! – воскликнул он со слезой в голосе.
– Чего она хотела?
– Хм!.. Чего она только не хотела!..
