что это ее унижает, но в душе, наверное, сильно переживала. Забыла ли она? Простила ли? Или до сих пор стоят между ними эти проклятые замызганные комнатушки с мышиным запахом и порождают тот холодок, который, он явственно ощущает, иногда проскальзывает в ее отношении?

Мысли Элефантова самопроизвольно возвращались к тому, о чем он старался не думать. Что-то не получалось. Отношения с Марией не складывались так, как бы ему хотелось, в них чувствовалось неравенство.

Он жил только ею. Одно ожидание встречи пробуждало приподнятость настроения, все другие «земные» дела отходили на второй план, казались мелкими и незначительными. Свидание было праздником, рождало бурю эмоций, светлые и радостные чувства. И сама она была праздником. Женщина-праздник.

Свои действия теперь он рассматривал с одной позиции: как отнесется к ним Мария? Каждый ее звонок, случайная встреча на улице будоражили все его существо. Если в условленное время телефон не звонил, он поднимал трубку: не испортился ли аппарат, а услышав ровный гудок, начинал волноваться, томился, не находя себе места, и не мог заниматься никакими делами до тех пор, пока не раздавался долгожданный звонок. Он понял, почему пешком поднимается к ней на седьмой этаж: ценность предстоящего свидания была настолько велика, что он не мог рисковать им из-за поломки лифта. В общем, он жил только ею.

А она… Элефантов так и не мог понять, как она относится к нему. Он вообще очень мало знал о жизни Марии. Что она любит и что ненавидит, чем увлекается, где, как и с кем проводит время в промежутках между их встречами? Скрытность Марии настораживала и вызывала тягостные раздумья.

Так же, как некоторые слова и фразы, проскальзывавшие в безобидном разговоре.

— Можешь надеть эти тапочки, они специально для гостей.

— И часто у тебя гости?

— Довольно-таки. У меня ведь много друзей.

«Откуда ты их берешь?» — хотелось спросить Сергею.

Круг его друзей был довольно узок — в основном бывшие соученики, несколько сослуживцев да люди, с которыми его связывали длительные отношения и общие интересы. Он знал, что некоторые легко зачисляют в друзья случайного знакомого, попутчика в поезде, особенно, если он может оказаться чем-то полезен, обмениваются телефонами и обращаются за помощью, если понадобится.

Сергею такие легкие, поверхностные отношения казались какими-то недостойными, хотя иногда он думал, что чего-то не понимает и его взгляды чересчур консервативны.

Но Мария по идее тоже должна быть консервативной — женщинам, во всяком случае порядочным, вообще свойственна сдержанность при установлении контактов. И тем не менее ее пухлая записная книжка с трудом вмещала многочисленные номера телефонов, в основном с мужскими именами.

Откуда? Где она знакомится с ними и на какой почве находит общий язык, оставалось загадкой. Она вообще не афишировала свои знакомства, раскрывались они обычно случайно: неосторожной фразой, неожиданным телефонным звонком, нежданной встречей на улице.

Объяснить подобную контактность с противоположным полом у любой другой женщины Элефантов смог бы двумя-тремя словами, но применительно к Прекрасной Даме такое объяснение, конечно, не годилось.

Он отказался надевать «гостевые» тапочки и ходил босиком, решив, что со временем заведет здесь собственные домашние туфли. В своем воображении Сергей рисовал приятные картины: как квартира Нежинской станет для него вторым домом, а он сам превратится в необходимого Марии человека, с которым можно посоветоваться, поделиться горем или вместе порадоваться, которому можно полностью доверять и на которого можно рассчитывать в трудную минуту. И тогда все остальные «друзья» станут ей не нужны, ибо женщине достаточно одного преданного и любящего мужчины. А «гостевые» тапочки она выбросит.

Согреваемый такими размышлениями, Элефантов купил комнатные туфли, но вытащить их из портфеля в последнюю минуту постеснялся: в столь тонком вопросе инициатива должна была исходить от Нежинской. Но…

Похоже, что Мария и не помышляла об этом. Когда она встречалась с ним, улыбалась, разговаривала, его не оставляло болезненное чувство, что на его месте мог быть любой другой, ничего бы не изменилось: те же обезличенно-ласковые фразы, тот же внимательный, ничего не выражающий взгляд, те же округловежливые благодарности в ответ на знаки внимания…

Внешне казалось, что все хорошо, нормально, но между ними существовала какая-то стена. И только в минуты близости стена растворялась, Мария принадлежала ему вся, целиком и полностью. Исчезала тень отчужденности, холодок в отношениях, бесследно пропадала горечь, постоянно сопутствующая их отношениям.

И когда она билась в объятиях и закрывала трогательно согнутой ладошкой его глаза, чтобы он не видел искаженного гримаской страсти, но оттого еще более прекрасного лица, а он целовал эту ладошку и жадно впитывал каждое ее движение, каждый жест, стон или возглас, он в полной мере ощущал чувство, называемое любовью.

Но когда все кончалось, между ними вновь постепенно появлялась проклятая преграда и вместе с тем возвращалась мысль, что и в постели на его месте мог быть другой, ничего бы не изменилось, и вела бы она себя с другим точно так же. У него сразу портилось настроение и съеденная ложка меда начинала горчить и отдавать дегтем.

Он мучительно размышлял, почему сила и искренность его любви не вызывали у Марии такую же волну ответного чувства. Не находя ответа, он начинал опять винить себя, свою черствость и бестактность, проявленные тогда, три года назад. Что сделано, того не вернешь. А Марию можно понять: душевные травмы не затягиваются очень и очень долго и трудно сразу изменить отношение к тому, кто их причинил. Но он не пожалеет усилий, чтобы убедить Машеньку: того, прежнего, Элефантова больше нет!

Собственно, ему и не требовалось прикладывать никаких усилий: желание помогать Марии было так велико, что у него все получалось само собой.

В квартире Нежинской чувствовалось отсутствие мужской руки, и никогда не занимавшийся хозяйственными делами Сергей с удовольствием перечинил задвижки на дверях, поставил на место оторвавшуюся раковину в ванной, с трудом вывинтив пригоревший к патрону цоколь, заменил лампочку на кухне.

— Устал? — ласково спросила Мария.

— Да нет.

— Чего там нет. Я же вижу. — Она поцеловала его в щеку. Элефантов расслабился, усталость прошла. Он чувствовал удовлетворение от выполненной работы, а главное — от того, что в отличие от многочисленных друзей Марии, бывавших у нее в доме, обратил внимание на требовавший вмешательства непорядок.

После ужина они сидели на балконе.

— …Да и вообще он был со странностями. Иногда его накрывало: внешне вроде нормально, а на самом деле напряжен, взвинчен, все внутри буквально дрожит. А я это хорошо чувствовала. Даже к психиатру ходил, какие-то таблетки принимал…

Как ни старался Элефантов, понять причину развода Марии он не мог.

Она отвечала округло, обтекаемо, и было не ясно, что же побудило ее оставить человека, с которым она прожила восемь лет и который ее бесспорно любил. Она намекала, что он «делал гадости», но привести конкретных примеров не могла. Да и сказанное сейчас тоже ничего не объясняло.

— Ладно, зачем прошлое вспоминать! Смотри, какие звезды. Сюда бы телескоп. Может, увидели бы марсианские каналы.

— А что это такое?

— Ну и темная ты, Маруська!

— Какая есть! — она своенравно поджала губы.

— Только не вздумай обижаться! — Сергей схватил ее в охапку и, преодолевая шутливое сопротивление, покрыл лицо поцелуями.

Ночь он опять провел без сна, любуясь спящей Марией, но утром чувствовал себя бодрым, сильным и отдохнувшим. До тех пор, пока не увидел, как Мария, собираясь, надела подаренный Астаховым браслет. Враз все изменилось. Улетучилось приподнятое настроение, навалилась слабость, он сел на тахту и откинулся к стене — вялый, разбитый бессонной ночью, удрученный нахлынувшими мыслями.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату