устремлялись? У нас и людей-то не осталось — всех перебили. А у тех, кто уцелел, оружие было безнадежно забито песком. Оставались разве что карабины с примкнутыми штыками, да ручные гранаты. Их мы и могли противопоставить надвигавшемуся на нас цунами. Из окопов 1-го взвода было видно, как некоторые из наших побежали к полковому командному пункту. Нет, ребята, мы так не договаривались — все, кто выжил после ураганного огня, принимают бой. Из нескольких остававшихся у нас карабинов мы открыли огонь по атакующим. И оторопели — почти никого не уложили! Как это может быть? Что они, в броню закованы, что ли? Командир вопил: «Стрелять по ногам!» А вот на это они явно не рассчитывали! И тут нагрянули бронированные штурмовики Ил-2 с крупнокалиберным бортовым оружием и осколочными бомбами. Но уничтожать было уже некого и нечего, так что пришлось им атаковать наш тыл.
Тем временем русские пехотинцы стали с обеих сторон обходить наш ротный командный пункт. Их превосходящие силы — на наш участок бросили не меньше парочки дивизий — вплотную приблизились к нашим окопам и траншеям. С криками «ура» мы, как обезумевшие, пытались отбиться, забрасывая их ручными гранатами. Справа в наши траншеи спрыгивали все новые солдаты в темно-зеленых касках, их вполне можно было прикончить ударом с фланга. Вражеская пехота, проскочив мимо нас, уже успела оторваться довольно далеко. Ради того, чтобы не оказаться в плену, не грех и уступить чуть-чуть территории. Наши шестиствольные минометы и артиллерия, придя в себя, вели огонь по атакующему противнику. Повсюду царила кровавая неразбериха, полнейший хаос. Многочисленные потери противник постоянно возмещал новыми солдатами. Да и наши ряды редели, что серьезно ухудшало наше и без того непростое положение. Казалось, все кончено. Но мы не побежали словно перепуганные зайцы от нашего закованного в броню противника. После того как командный пункт роты пришлось оставить, обер- лейтенант Малиновски, человек опытный, прошедший не один жестокий бой, собрав последние остатки людей, бросил их в контратаку. Горстка бойцов — двое радистов, трое связных и еще несколько человек из группы Ольсена — с громкими криками «ура» бросилась навстречу русским. Те явно не ожидали ничего подобного и отступили. С примкнутыми штыками и ручными гранатами мы нанесли удар вдогонку отступающему противнику. Теперь повсюду мелькали темно-зеленые шлемы удиравших со всех ног русских, кое-кто падал и больше не поднимался. Отбив ротный командный пункт, мы вскоре добрались и до отсечной позиции. Мне поручили доползти до командного пункта батальона и доставить подкрепление — штурмовую группу Альтенберга. Результат предпринятой врагом мощнейшей атаки пока складывался в нашу пользу. С несколькими бойцами 2-го взвода мы под командованием обер-фельдфебеля Шульца продолжили контратаку, и все потерянные было позиции 2-го взвода были отбиты у врага. Но русские продолжали удерживать выдвинутый вперед участок наших траншей.
Пока что мы удерживали отсечную позицию. Потом наконец прибыли обе резервные группы роты под командованием обер-фельдфебеля Борхерта. Началась последняя и решающая контратака за возвращение позиции. В кровопролитной рукопашной схватке, стенка на стенку, обер- фельдфебелю со своими храбрыми бойцами все же удалось сдержать и отбросить наседавших русских. Прежний передний край обороны теперь полностью был в наших руках. Фельдфебель Грюнталь вернулся из командного пункта полка, где получил от командира нахлобучку за слишком быструю сдачу позиции. Однако, несмотря на колоссальные потери противника — около 250 убитыми только на участке роты, — прорваться ему так и не удалось. Наша рота потеряла в этом бою 60 бойцов. Поле битвы представляло собой жуткую картину, мы просто не имели физической возможности предать земле всех наших павших. К тому же надо было подумать и о раненых — оказать им первую помощь и организовать отправку в тыл. Поскольку траншей, как таковых, больше не было, нам приходилось передвигаться исключительно на пузе, да и то с крайней осторожностью — лежавшие повсюду раненые русские вполне могли пустить пулю в спину нашим солдатам. Именно так и погиб мой лучший друг Герхард Штарк.
Командование дивизии заинтересовалось тем, какие именно вражеские дивизии атаковали нас. С этой целью командир отправил на задание моего друга Якубасса вместе со мной. А задание было следующим: собрать солдатские книжки погибших русских. Хуже и грязнее работы не придумаешь, у нас все руки были в запекшейся крови. Но с поставленной задачей мы справились: собрали несколько документов, содержавших данные о частях и подразделениях неприятеля. Все это незамедлительно было доставлено на КП полка. Пусть даже этот только что отгремевший бой был ожесточенным и кровопролитным, пусть! Это того стоило. Имевшая исключительно важное стратегическое значение позиция осталась нашей.
В тот день 13 августа 1943 года рота израсходовала примерно 1000 единиц ручных гранат. Я лично всегда имел за поясом одну-две ручные гранаты. Однажды товарищ сказал мне: «Эй, Хельмут, погляди-ка, что с твоей гранатой!» Сначала я не понял, но потом увидел, что пороховая емкость пробита осколком, и желтая пороховая масса тонкой струйкой высыпалась из нее наружу. Я не спеша вытащил ручные гранаты из-под ремня и выбросил их в воронку от снаряда. Еще одно крупное везение! Вечером прибыла долгожданная смена остатков 1-й роты. Можно было вытащить штыки из карабинов. Поспав пару часов на батальонном командном пункте, мы отправились обратно; весь отрезок пути проходил под непрерывным огнем русской артиллерии. 1-я рота срочно нуждалась в подкреплении — русские вновь полностью овладели передним краем обороны. Нам очень недоставало поддержки с воздуха. Отбивать позиции отправились две штурмовые группы, обе потерпели неудачу. В этом бою погиб фельдфебель Бруне. Четыре раза русские после мощнейшей артподготовки атаковали наши позиции. Прежняя линия обороны вплоть до выдвинутой дальше всего вперед точки оставалась в наших руках. Атаки штурмовиков не прекращались. Так завершился день 14 августа 1943 года.
15 августа мы оставались с 1-й ротой под командованием опытного командира обер-лейтенанта Бирлински. После мощной артиллерийской подготовки серым, промозглым утром русская пехота снова идет в атаку. Мы задаем себе вопрос: ну, откуда берется столько большевиков? На одном участке они попытались атаковать, пустив американские танки «шерман». В последнюю минуту парочка наших штурмовых орудий добралась до КП батальона и обстреляла атаковавшие «шерманы». Один за другим оба запылали. Снова убитые, и снова их много.
Из остатков двух рот собрали людей для новой контратаки. Наша артиллерия работает очень неплохо. У нас на передовой находился корректировщик артогня дивизиона шестиствольных минометов с переносной радиостанцией. Он направлял залпы минометов по исходным рубежам русских пехотинцев. Тяжелые снаряды, шипя, проносились у нас над головой, заставляя нас невольно приседать. Судя по всему, у противника ужасающие людские потери. То, что мы увидели, мне даже не хочется описывать. Шестиствольные минометы наводили на русских такой страх, что они всякий раз бросали против них свою авиацию. Мы соорудили ложную позицию, связали несколько жестяных труб, изобразив, таким образом наши минометы, летчики это подвергли обстрелу и успокоились. Но каково же было удивление русских, когда шестиствольные минометы вновь заработали как ни в чем не бывало, но уже с новых позиций. Наша контратака удалась, обер-фельдфебель Шульц снова оказался на высоте; правда, в этом бою он был тяжело ранен. Прежняя позиция представляла собой невообразимую картину. Фрагменты тел, и наших, и русских, вперемежку с оружием и снаряжением, нет сил описывать это. Русские вновь решили закрепить за собой отвоеванные у нас позиции ураганным огнем. В роте едва наберется и пара десятков бойцов. К вечеру атака свежих пехотных сил противника. Неприятель ценой огромных потерь снова овладевает выдвинутым вперед участком нашей позиции. Временами происходили вещи, просто не поддающиеся описанию. Впрочем, и описывать особенно некому — почти все перебиты. Миновал еще один день ожесточенных оборонительных боев за Синявинские высоты. Доблесть и героизм сил пехоты, проявленные в ходе этого крупнейшего единоборства, омыты кровью многих моих боевых товарищей, навеки оставшихся лежать в земле России. Они отдали жизнь за самое дорогое — за Германию.
После полуночи 16 августа 1943 года остатки роты пришлось отвести — мы были раздавлены и психически, и физически. Вместе с раненым командиром мы, еле волоча ноги, направились на полковой командный пункт. Нас сменил разведбатальон дивизии, последний резерв. Помню еще, как мы уселись в тени раскидистого дерева перевести дух. И стали друг друга расспрашивать, мол, где такой-то и такой-то. Ответы разнообразием не отличались — погиб, ранен или пожимание плечами. В роте еще оставалось 15 бойцов, унтер-офицеры погибли все до одного. Общие потери роты — 100 человек за четыре дня. Таковы были последствия этого страшного сражения. Повар роты, унтер-офицер Берендс в память о павших пролил несколько ложек нашей солдатской похлебки в песок. Молча мы жевали шоколад из пайка, обычно выдаваемого перед большими сражениями, а потом наконец расползлись по своим норам
