
Видя, что глаза всех устремлены на него, Андрей Прекуп вмешался в разговор:
— Я того же мнения. У меня достаточно опыта, чтобы я мог ясно отдать себе отчет, что мы сможем передавать, но не сможем принимать. И так было довольно трудно соорудить этот аппарат. Впрочем, товарищ Чернат прав, — самое важное, чтобы нас слышали.
— И мы даже не сможем знать, принята ли наша радиопередача? — спросил видимо разочарованный Добре.
— Боюсь, что нет.
— К чему же заставлять нас еще ждать, Андрей? Валяй сейчас! — убеждал Матей радиста.
Тот не заставил себя долго просить. Видно было, что ему и самому не терпится, начать свою деятельность. Усевшись у аппарата, он стал осторожно вертеть черные, эбонитовые включатели.
Всеобщее напряжение достигло апогея.
Лампы аппарата раскалились, задрожали стрелки на белых циферблатах. Послышалось непрерывное жужжание и треск. И вот, наконец, раздался голос радиста:
— Алло, Гепта! Алло, станция связи! Здесь Коперник! Мы все живы! Большинство нашего оборудования уничтожено во время столкновения с кометой, обе ракеты также. Не можем вернуться на Землю. Пошлите нам помощь, когда мы дойдем до ближайшей точки. Алло, станция! Алло! Слышите? Алло? Алло! Отвечайте!
Диффузор приемника оставался нем, даже и после того, как радист несколько раз подряд повторил передачу.
— Это все, что мы можем сделать, — тихо сказал инженер Чернат. — Но я твердо уверен, что наш призыв дошел до назначения и принят.
Один за другим расходились астронавты, кто куда Матей остался последним. Немного спустя поднялся и он и подошел к “Судовому журналу”. Задумчиво перелистывая его, он перечитывал последние записи.
“Независимо от того, что случится, — думалось ему, — этот журнал достиг своей цели. Это настоящая хроника нашей экспедиции. На его страницах отражаются все наши радости и горести, и переживания каждого из нас”. Он перечел недавнюю заметку Черната.
Матей повернул лист. Здесь было несколько строк, написанных прямым, крупным почерком Динкэ.
Немного ниже, на тон же странице, несколько слов, написанных Сабиной Турку:
“Наш врач прав, — подумал Матей, — Скарлат и в самом деле неузнаваем. И все же… он делает некоторые вещи, которых я не понимаю. Он целый день занят какими-то выкладками, экспериментами, заполняет целые блоки всевозможными странными схемами. И если и говорит обо всем другом, то об этом — никогда и никому ни слова. Он опять что-то таит. Уж не ожидает ли нас еще какой-нибудь сюрприз? И поведение Добре довольно странное. Он все пишет какие-то доклады, и редактирует их и днем и ночью; заполняя сотни страниц, зарисовывает растения в разрезе, классифицирует открытые им существа и тому подобное. Похоже на то, что он готовит свое научное завещание. И все это регистрируется на магнетонические ленты. Несколько раз я заставал их обоих, Добре и Скарлата, таинственно совещавшихся между собой. Заметив меня, они тотчас же замолкали. Не могу понять, что они делают, отчего прячутся от меня”.
Матей сел, сжал виски руками и просидел так довольно долгое время.
Вдруг раздался голос Прекупа, заставивший вздрогнуть Матея. Радист повторял призыв, адресованный станции связи. Но и на этот раз в диффузоре приемника не было ничего слышно.
Жизнь на астероиде вошла в свою колею, без заслуживающих внимания событий.
Установка искусственного климата доставляла путешественникам много неприятностей. Распределение кислорода не было равномерным: то его было слишком много, то слишком мало. Несколько раз пришлось прибегать к защитной одежде и прозрачным шлемам, даже в самом убежище.
И температура теперь не была более постоянной. Несколько часов все как будто бы шло отлично. Потом вдруг делалось страшно жарко, а затем так холодно, что приходилось одеваться в теплую одежду.
В часы отдыха надо было по очереди дежурить чтобы предупредить несчастье.
Астронавты храбро выносили все эти неприятности. Только Андрей Прекуп беспрестанно ворчал:
— Вот ведь ерунда какая! То жарит, как в печи, то как будто в леднике сидишь!
Вчера, когда нас разбудил товарищ Чернат, чтобы сказать, что температура по-сумасшедшему опять лезет вверх, я со сна вовсе ничего не понимал: напялил на себя шубу.
Во всяком случае, на этот раз наши специалисты не на высоте!
— Вот ведь болтает человек по-пустому! — рассердился на него инженер. — Я ж тебе сотни раз объяснял, что у нас не хватает частей и что сами мы их здесь сделать не можем.
— Ладно, ладно! Не сердитесь, я молчу!
— Правду сказать, — вмешался Динкэ, — не очень-то приятно то дрожать от холода, как заливное, то поджариваться, как жаркое.
Дни проходили незаметно. Добре продолжал заполнять целые тетради. Чернат и Динкэ неустанно работали над установкой искусственного климата, а Прекуп, через строго определенные промежутки времени, передавал сообщения, остававшиеся без ответа. Анна Григораш все еще разбирала материалы, собранные во время экспедиции, и тщательно изучала интересные образцы.
Зачастую можно было слышать, как Скарлат что-то бормочет о явлениях электризации, поминает о Юпитере, о несовершенных вычислениях, и слова эти зачастую прерывались восклицаниями: “Невозможно!.. О чем я думал?.. Потерять такую оказию!.. Это непростительно! Совершенно непростительно!”
Время от времени Чернат подымался на поверхность астероида и глядел в маленькую подзорную трубу. Добре часто вышучивал его за это:
— Ты, брат, как те матросы Колумба, которые влезали на мачты, надеясь увидеть берег!
Женщина-врач была, всецело поглощена заботой о том, чтобы укрепить здоровье астронавтов. Ока давала им медикаменты, которые должны были пополнить недостаток пищевых концентратов, и ежедневно подвергала их некоторым гимнастическим упражнениям и облучениям.
Маленькая планета с каждым днем все больше приближалась к земному шару. До точки максимального сближения с Землей, оставалось лишь две недели, и последней надеждой обитателей астероида оставались призывы, которые настойчиво передавались станции связи на искусственный сателлит Земли.
В пещере на Копернике все спали. Только Матей и Скарлат бодрствовали, сидя у стола, заваленного целыми кипами виноиновых листов. Оба были погружены в какие-то выкладки. Маленькая лампа бросала