— Но это же не настоящие корабли! — он упрямо протестовал, не веря собственным глазам.
— Мы слишком зависим от собственных чувств. Если обмануть сразу глаза, пальцы, нос, — видение станет на время истинным. Скажи мне, Саймон, если ты собираешься атаковать эту гавань и вдруг за пологом тумана увидишь флот, которого там не должно было быть, сколько раз ты подумаешь прежде, чем ввязаться в бой. Я хочу выиграть время, иллюзия не реальность, и корабль Колдера, решивший взять один из моих корабликов на абордаж, тут же обнаружит, в чем дело. Но иногда время бесценно.
Должно быть, она оказалась права. И если враги собирались ворваться в гавань под покровом тумана, атаки в ту ночь не последовало. Тревога так и не прозвучала, но и плотная пелена над крепостью в час рассвета так и не собиралась рассеиваться.
Капитаны трех судов, стоявших в гавани, ожидали распоряжений от Осберика, а он мог призвать лишь к терпению, пока не рассеется туман. Следом за Корисом Саймон обходил стражу, на внешних постах у моря приходилось иногда браться за руки, чтобы не потеряться в тумане. Приказано было регулярно бить в гонги, теперь уже не для указания пути затерявшимся корабельщикам, а чтобы сторожевые посты не теряли друг друга из виду. И заслышав приближение смены, суровые люди на постах напряженно оборачивались и обнажали мечи, готовясь вонзить оружие в грудь приближавшемуся, если тот не успеет заранее выкрикнуть нужный пароль.
— Если так пойдет дальше, — произнес Саймон, еле увернувшись от выпада сулкара, которого они не заметили вовремя, едва избежав увечья, если не смерти, — им не придется посылать сюда воинов, мы сами истребим друг друга. Если вдруг в такой мгле кому-нибудь покажется, что на моем шлеме торчит клюв — меня тут же укоротят на целую голову.
— И я так думаю, — коротко ответил капитан, — враги тоже нас морочат, будят страх и терзают воображение. Но что же еще можем сделать мы, помимо уже сделанного?
— Наш пароль может расслышать любой человек с неплохим слухом, — выкладывал свои опасения Саймон. — Поодиночке, пост за постом, они могут захватить и всю стену.
— Мы не знаем даже, ожидать атаку сейчас или нет, — горько посетовал тот. — Иномирянин, если ты можешь распорядиться лучше, отдавай приказы, и я охотно буду повиноваться тебе. Я — воин, и пути войны знаю хорошо, по крайней мере считал так. И думал раньше, что знаю пути волхвов, — ведь Эсткарпу я служу от чистого сердца. Но с подобным я еще не встречался и могу только надеяться на лучшее.
— С таким способом битвы и я не знаком, — с готовностью согласился Саймон. — Он озадачит кого угодно. Но почему-то мне кажется, что они придут не с моря.
— Раз мы ждем их оттуда, — мгновенно поддержал его Корис. — С берега крепость неприступна. Корабельщики строят отменно. Потребуются осадные машины, а их меньше, чем за неделю, не соберешь.
— Значит, море и суша исключаются… Что же остается?
— Земля и воздух, — отвечал Корис. — Земля! Подземные проходы!!
— Но за всеми ними не уследишь, не хватит людей.
Зеленые как море глаза Кориса горели той же свирепой яростью битвы, как и тогда, при первой их встрече.
— Чтобы уследить за ними, не надо людей. Есть одна штука. Надо побыстрее показать ее Магнису. — Они побежали, на углах коридоров Корис чиркал о камни кончиком меча.
На столе стояли тазы разных размеров и форм. В основном медные. И шары, которые Корис тщательно раскладывал по одному в таз, тоже были из металла. Шар, положенный в таз над проходом, своими колебаниями выдаст любые попытки взломать дверь далеко внизу.
Итак, подземелья они теперь кое-как защитили. Оставался воздух… Но только ли знакомство с авиацией заставило Саймона до боли в шее задирать голову, вслушиваться и вглядываться в охвативший башни гавани мрак? Ведь цивилизация, в защите и нападении полагавшаяся на примитивные самострелы, мечи, щиты и кольчуги, какими бы тонкостями психики она ни владела, не может и породить воздушной атаки.
Благодаря тазам Кориса о начале приступа они были предупреждены заранее, пусть лишь на несколько мгновений. Но тревога была поднята одновременно во всех пяти точках, где стояли шары. Помещения внизу за несколько часов лихорадочного труда были набиты до отказа всем, что только могло гореть и нашлось на складах. Овечья шерсть, коровьи шкуры, обильно политые маслом и корабельной смолой, повсеместно перемежались с тканями, мешками с зерном и семенами, ручейки масла и спирта сливались на полу.
Когда звякнули тазы, на баррикады забросили факелы, а потом закрыли внутренние двери, отрезав бушующий огонь в нижних коридорах.
— Пусть они теперь только ткнутся сюда своими холодными мерзкими рылами, — громко провозгласил Магнис Осберик, брякнув боевым топором об стол в главном зале. И впервые с тех пор, как туман повис над цитаделью, выражение озабоченности исчезло с его лица. Мореход не может любить туман, а тем более порожденный бесовской силой. Теперь он вновь мог действовать — сила и энергия вернулись к нему.
— А-а-а-а-а! — По говору в зале мечом полоснул этот вопль. Не в телесной муке вырвался он, только предельный ужас мог вырвать его из горла воина.
Магнис набычился, словно собираясь встретить врага лбом; Корис с мечом наготове пригнулся к земле, словно телом гнома черпал из нее силу, остальные в палате на мгновение застыли.
Быть может, лишь потому, что он все время ожидал этого, Саймон первым понял, откуда крик, и ринулся к лестнице, через три этажа выходившей на крышу.
Он не добежал туда. Вопли, крики и лязг мечей наверху были достаточным предупреждением. Замедлив шаг, Саймон приготовил свой самострел. Осторожность спасла его, на полпути ко второму этажу его едва не сбило с ног тело сулкара, катившееся вниз по лестнице. Из рваной раны на горле еще била кровь, забрызгивая стены и лестницу. В диком смятении Саймон глянул вверх. Там, на следующем этаже, спиной к стене двое гвардейцев и трое корабельщиков еще сдерживали врагов, нападавших с той же бездумной жестокостью и устремленностью, что и их собратья на дороге. Саймон выстрелил раз, другой. Но волна клювастых шлемов катилась сверху… Он понял, что враги действительно явились по воздуху и верхние этажи башни теперь были за ними.
Размышлять о том, как они туда попали, было некогда, хватало того, что они сумели прорваться. Пали еще двое корабельщиков и гвардеец. Мертвые или раненые… свои или чужие… — клювастые шлемы никого не разбирали. Тела убитых падали, но остановить натиск не удавалось. Схватка спускалась все ниже.
Саймон ринулся на первую площадку, пинком растворив обе двери, выходившие на нее. Сулкары предпочитали прочную мебель, но кое-что полегче можно было сдвинуть. Он и не ожидал от себя такой силы, с какой теперь двигал тяжелую мебель, баррикадируя дверь. Клювастая голова просунулась между ножками тяжелого кресла, которым он думал завершить свое сооружение, и острие меча блеснуло перед его лицом. Саймон обрушил на этот шлем кресло. На щеке его свежей кровью засочился порез, но атакующий свалился с баррикады.
— Сул! Сул!
Саймона отодвинуло в сторону, перед ним на мгновение мелькнуло лицо Магниса, почти такое же медное, как и топорщившиеся на нем усы. Купец рубил и крушил первую волну врагов, что прорвались к барьеру и начали перебираться через него.
Прицелиться, выстрелить, прицелиться, снова отбросить в сторону пустой магазин из-под стрелок, вставить новый. Помочь истекающему кровью гвардейцу отойти назад, в относительную безопасность. И снова: Огонь! Огонь!
Каким-то образом, Саймон вновь оказался в зале. А потом горстка уцелевших, в которой он был, очутились на другой лестнице, дорогой ценой отдавая каждый пролет. Здесь вился легкий дымок… — Неужели туман уже дотянулся сюда? Нет, кислый запах полоснул по ноздрям и горлу, заставив закашляться.
Прицелиться… выстрелить… выхватить из-за пояса убитого гвардейца уже ненужные тому магазины со стрелками.
Позади слышались шаги. Хрипло кричали люди, дым сгущался. Прерывисто дыша, Саймон провел
