весьма скромное место в новом режиме. Для этого она должна была проявить готовность еще до вывода советских войск добровольно уступить б?льшую долю власти, проявив инициативу по созданию коалиционного правительства, в котором были бы представлены интересы разных слоев афганского общества. Без особой уверенности в успехе мы тем не менее считали этот путь дающим определенный шанс — с учетом и того, что Запад не был заинтересован в полной победе в Афганистане исламских фундаменталистов.
Противоположную точку зрения представляли прежде всего Э. А. Шеварднадзе и В. А. Крючков, в то время первый заместитель председателя КГБ. Они исходили из убеждения, что и после вывода советских войск НДПА сможет если и не сохранить всю полноту власти, то, во всяком случае, играть определяющую, «руководящую» роль в новом режиме. Этой иллюзорной позиции соответствовали и их практические действия, нацеленные на создание «запаса прочности» для НДПА, прежде чем будут выведены советские войска.
М. С. Горбачев в этом кардинальном вопросе, как и в большинстве других серьезных вопросов, на словах клонил то в одну, то в другую сторону, а на деле предоставлял почти полную свободу действий Шеварднадзе и Крючкову. Во что это выливалось на практике, можно судить по следующим примерам.
Сообщая Наджибулле в декабре 1986 года о твердом намерении советского руководства вывести войска из Афганистана в течение не более полутора-двух лет и ориентируя его в этой связи на форсированное осуществление политики национального примирения, Горбачев совершенно правильно подчеркивал необходимость того, чтобы политика примирения распространялась не просто на консервативные силы, но и на тех, кто с оружием в руках борется против властей.
Однако с благословения других советских деятелей Наджибулла еще долго продолжал делать заявления обратного порядка: «Когда мы говорим о национальном примирении, мы имеем в виду, что на компромисс надо идти с теми, кто не выступает с противоположных позиций по отношению к НДПА». Ясно, что подобная постановка вопроса, не имевшая ничего общего с тем, о чем говорил Горбачев, не могла способствовать национальному примирению.
Другой пример. Если Горбачев говорил, что НДПА ради национального примирения придется поделиться с другими политическими силами, как минимум, половиной реальной власти, то в беседах Шеварднадзе с Наджибуллой эта мысль выхолащивалась, превращаясь в рекомендацию передать оппозиции половину не реальной власти, а всего лишь министерских портфелей, к тому же полупустых или совсем пустых, то есть специально созданных для этой цели. Вряд ли можно удивляться, что очередь за такими портфелями не выстроилась и при таком подходе никаких шансов на сформирование действительно коалиционного правительства не появилось.
Еще один не менее показательный пример. В 1987 году, опять-таки по инициативе Шеварднадзе — Крючкова, возникла идея «избрания» Наджибуллы президентом Афганистана, с тем чтобы укрепить, как они говорили, его позиции на будущее, после вывода советских войск.
Мы с Ахромеевым, со своей стороны, упорно доказывали, что этого делать нельзя, ибо это окончательно подорвет шансы на создание коалиционного правительства. Пост главы государства, как мы считали, должен был оставаться свободным для какой-то фигуры (может быть, прежнего короля Захир- шаха), которая оказалась бы приемлемой для всех сторон в процессе создания новых, коалиционных органов власти.
Горбачев, поколебавшись некоторое время, в конечном счете поддержал точку зрения Шеварднадзе — Крючкова. Благословляя идею избрания Наджибуллы на вновь создаваемый пост президента Афганистана, Горбачев вместе с тем в порядке «компромисса» внушал ему мысль, что в этом случае он должен баллотироваться в качестве одного из национальных лидеров, а не как руководитель НДПА. Однако, опять с благословения других советских опекунов, Наджибулла публично заявил, что считает «разумным решение о том, чтобы лидер НДПА оставил за собой и пост президента». Когда я привлек внимание Горбачева к такой вольной интерпретации его рекомендации, он в беседе с Наджибуллой в начале ноября 1987 года вновь подчеркнул важность того, чтобы намеченная на конец ноября для выборов президента Лойя Джирга (Большой совет племен) отражала весь спектр политических сил страны, и в этом контексте спросил, правильно ли он понимает Наджибуллу, что на Джирге будет выдвинуто 3–4 кандидата и в их числе он сам. На это последовал ответ Наджибуллы: «Да, именно так». Поскольку в действительности это не имелось в виду, афганский лидер после беседы с Горбачевым был в растерянности — как дальше действовать? Однако, побеседовав с Шеварднадзе и некоторыми другими советскими представителями, Наджибулла успокоился, у него появилась такая интерпретация: будто Горбаче вел речь не о том, чтобы кроме него баллотировались и другие кандидаты в президенты, а всего лишь о желательности того, чтобы его собственная кандидатура была выдвинута не только НДПА, но еще 2–3 какими-то организациями. К этому и свелось дело.
Понятно, что такой разнобой в беседах советских руководителей с Наджибуллой по вопросам, связанным с будущим Афганистана, а главное — практический курс действий, вытекающий из установки на сохранение у власти в стране НДПА, отнюдь не содействовали созданию условий, необходимых для скорейшего вывода оттуда советских войск.
Итак, наступил конец 1987 года, прошло уже два с половиной года после прихода к власти Горбачева, прошел год с декабря 1986 года, когда было решено (и сказано об этом Наджибулле) вывести войска в течение максимум полутора-двух лет. А их вывод все еще и не начинался — во многом по указанным выше причинам. Были здесь, конечно, и другие причины — например, продвижение на афгано-пакистанских переговорах в Женеве периодически останавливалось усилиями Вашингтона. Но после состоявшейся в декабре 1987 года в Вашингтоне советско-американской встречи в верхах там наконец возобладала точка зрения в пользу подписания Соединенными Штатами Женевских соглашений по Афганистану, с тем чтобы позволить тем самым Советскому Союзу уйти из этой страны «по-хорошему», без большой потери лица.
Настал момент, когда надо было действовать максимально энергично, чтобы без дальнейших затяжек приступить к выводу советских войск. Между тем возникла опасность нового тупика на афгано-пакистанких переговорах, от исхода которых зависело и начало вывода войск. Объяснялось это, с одной стороны, стремлением Пакистана при молчаливом согласии США выторговать «под занавес» максимум уступок, прежде всего в части, касающейся линии прохождения границы между Пакистаном и Афганистаном, а с другой стороны — не очень квалифицированными подсказками Шеварднадзе афганцам по тактике переговоров. Так, например, по его совету афганцы, отвергая предложенную пакистанцами формулировку по вопросу о границе и обосновывая свою позицию, среди прочего стали ссылаться на неодобрительное отношение к пакистанской формулировке со стороны Индии, поскольку здесь, мол, затрагивались и ее интересы в захваченном Пакистаном Кашмире. Как и следовало ожидать, ссылка на Индию подействовала на пакистанцев, подобно красной тряпке на быка, — они резко ужесточили свою позицию. В неофициальном порядке один из руководителей МИД Пакистана прямо сказал, что если раньше пакистанская сторона намеревалась вот-вот пойти на компромисс по спорной формулировке, то после того, как в данную проблему оказалась вовлечена Индия, Пакистан отказывается от своего намерения.
Нарастало ощущение, что необходим какой-то сильный импульс, который помог бы привести афгано- пакистанские переговоры к быстрейшему успешному завершению. Побывав в январе 1988 года в Вашингтоне, где я имел доверительные беседы с государственным секретарем Дж. Шульцем и помощником президента по национальной безопасности К. Пауэллом, а также с другими осведомленными лицами, я пришел к выводу, что таким импульсом могло бы явиться четкое заявление советского руководства об установлении точной и по возможности близкой даты начала вывода советских войск из Афганистана. Исходя из бесед в Вашингтоне, у меня были основания полагать, что если таким образом будет создана перспектива ухода советских войск еще до конца президентства Р. Рейгана, то соблазн записать это в свой актив будет для него достаточно велик, и США не откажутся способствовать быстрейшему взаимоприемлемому завершению афганского урегулирования.
Не менее важно было с моей точки зрения (хотя об этом я не говорил вслух) и то, что, установив и объявив миру точную дату начала вывода войск, советское руководство тем самым и самому себе поставит конкретную цель, положит конец внутренним колебаниям и расхождениям. Однако мое предложение объявить точную дату начала вывода советских войск из Афганистана, сделав это центральным пунктом заявления Горбачева, с которым решено было выступить в начале февраля 1988 года, Шеварднадзе
