– Все изменится, старшая сестра, – сказала она после одного из таких гаданий. – Нас ожидают перемены и путешествие.
Серебряная Снежинка с такой силой опустила кисть, что та сломалась.
– Я не предназначена для путешествий; мне предстоит оставаться здесь в заключении! – воскликнула она. – Твои палочки тысячелистника такие же хромые, как ты… О, Ива, прости меня!
Она прикрыла лицо худыми руками, с которых за месяцы жизни в Холодном дворце сошли мозоли, и заплакала. Подумать только! Она обратилась против Ивы, которая последовала за ней, рискуя жизнью, и хочет служить только ей! Так выйти из себя! Как стыдился бы ее отец – почти так же, как устыдилась она сама.
Прошло, казалось, очень много времени, и легкое прикосновение к колену заставило девушку поднять голову. Рядом сидела Ива.
– О, Ива, – сказала Серебряная Снежинка, проведя рукой по глазам, которые она не красила всю весну, – чем жить такой жизнью, мне лучше повеситься на собственном поясе на дереве. Не буду дожидаться, пока увяну.
– Госпожа, молчи! – воскликнула Ива. И добавила с улыбкой:
– В гексаграммах ничего не говорится о твоей смерти.
Несмотря на стыд и жалость к себе. Серебряная Снежинка рассмеялась.
– Ах, Ива, Ива, – сказала она, – ты показала мне, как справедлива поговорка: ты не живешь напрасно, если есть в мире хоть один человек, который тебя понимает.
К ее удивлению. Ива густо покраснела и отвернулась. Чтобы еще больше не смутить служанку. Серебряная Снежинка попробовала сменить тему.
– Я навышивалась до того, что у меня подушечки на пальцах. И вряд ли сегодня я смогу писать своему почтенному отцу. Как я могу ему написать? Даже если удастся найти человека, который согласится доставить письмо впавшей в немилость девушки, отец в ударах кисти и написании иероглифов увидит мое отчаяние. Но мне кажется, если бы я поговорила с кем-то, кроме тебя, это отвлекло бы меня.
– Может, госпожа, если бы ты доверила свою печаль поэзии, она перестала бы быть печалью. Запиши свои мысли, госпожа, и пусть ветер донесет твои слова до тех, кто сумеет их услышать, – предложила Ива.
– Отличная мысль! – воскликнула Серебряная Снежинка. – Но на чем мне писать? – Небольшой запас писчего шелка она должна сохранить для писем отцу, а деревянные пластинки ветер вряд ли унесет, тем более не подвесит к дереву в чьем-нибудь дворике, как предполагала Ива.
– Минутку, старшая сестра.., придумала! – Ива изящно, вопреки своей хромой ноге, вскочила, выбежала во двор и подняла принесенный ветром лист какого-то редкого дерева. – Напиши на листе, потом пусти его по ветру.
К своему изумлению, Серебряная Снежинка поняла, что улыбается. Она уже несколько месяцев не писала стихи. Девушка поудобней уселась на своем потертом матраце и взяла свежую кисть. В сознании возникло стихотворение. Серебряная Снежинка окунула кисть в тушь.
Как быстро течет вода! – написала она, глядя на ручеек, текущий мимо окон ее восьмиугольного павильона.
В одиночестве женских покоев Дни проходят в унылом бездействии.
Красный лист, приказываю тебе:
Найди кого-нибудь В мире людей.
Она прочла стихотворение Иве, и та захлопала в ладоши.
– А теперь, – приказала девушка, – выпусти лист, и пусть он отыщет того, кому я написала.
– А если никто не ответит, старшая сестра? – спросила Ива, наклонив голову набок.
– Тогда завтра ты найдешь другой лист, и я напишу еще одно стихотворение. – Серебряная Снежинка поняла, что улыбается, и от неожиданности рассмеялась. Услышав ее смех. Ива повеселела.
Нет, – подумала Серебряная Снежинка. – Она меня любит, а я не была ей хорошей хозяйкой.
На следующий день Серебряная Снежинка написала новое стихотворение; потом еще одно, и еще, и еще.
– Если буду продолжать писать на листьях, – сказала она Иве, – деревья скоро останутся голыми.
Служанка внимательно посмотрела на нее и принужденно рассмеялась. Но проходили дни, и Серебряная Снежинка вынуждена была признать, какое острое разочарование испытывает. Бросать листья с записками через стену – это детская игра. Нелепо была на нее надеяться. И все же.., все же.., слезы жгли глаза, и девушка не могла сделать очередной точный удар кистью. Она отчаянно замигала.
Конечно, и ее отцу в степях было одиноко и изгнание мучило его сильнее боли от ран. Однако он выжил. Все хорошее в ней, думала девушка, от него: она не может подвести его даже в момент слабости. Серебряная Снежинка глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и склонилась к лакированному столику. Нужно нанести новый иероглиф на зеленый лист.
– Госпожа, о госпожа!
Рука не дрогнула; девушка безупречно закончила иероглиф и только тогда подняла голову. Никогда раньше Ива так не говорила; она всегда старалась говорить негромко, как подобает скромной служанке, особенно сейчас, когда они в немилости. Серебряная Снежинка услышала знакомые шаги Ивы на ступеньках павильона. Шаг-подволакивание: сначала ступает здоровая нога, потом хромая.
Но что за еще одни шаги, более тяжелые и размеренные, сопровождают приход служанки?
Улыбка на лице вошедшей в павильон Ивы – несмотря на лето, в павильоне сохраняется зимний холод –
