моей кобылы лучше постели. Я призову принца, чтобы он защитил нас. – Он издал бессловный крик и, пошатываясь, вышел из юрты.
Подошли женщины Серебряной Снежинки и склонились рядом с ней. С ними были и старики, слишком слабые для сражений. Более молодые воины, те, что не уехали с Вугтуроем и Тадиканом, наблюдали с любопытством. У всех были кровавые царапины на щеках; у всех с собой мечи и луки; и все после смерти старого шан-ю разделились в своей верности старшему и младшему принцам. У кого сторонников больше, Серебряная Снежинка решила не гадать.
«А что если я прикажу: „Убейте ведьму“? – подумала она.
Ясно, словно она склонилась к его ногам, перед ее мысленным взором возникло лицо отца. Она не должна отдавать приказы, которые не будут немедленно выполнены, или ее вообще не будут слушаться. Она была женой покойного шан-ю, но не родила ему сына. И повиноваться ей будут только тогда, когда убедятся, что новый шан-ю относится к ней так же, как прежний.
Но Острый Язык пыталась отравить меня. Она по существу призналась в этом.., моему мужу.
Но никто, кроме Куджанги, этого не слышал. И кроме того, шунг-ню привыкли к Острому Языку; она шаман племени, и они ее боятся. Нет, они не станут врываться в ее юрту и убивать ее.., или станут?
Она достаточно прожила среди шунг-ню, чтобы понять: стоит попытаться. И в голове ее возникла сладкая предательская мысль: Вугтурой надеется, что я сумею защититься.
– Пусть самый смелый из вас, – спокойно сказала Серебряная Снежинка,
– – принесет мне голову Острого Языка.
Вскочил с просветлевшим лицом не мужчина, а юноша. Неловко, но низко поклонившись Серебряной Снежинке, он схватил копье, выбежал из большой юрты и направился туда, где, как знала девушка, расположилась женщина шаман.
Послышался крик, с ревом вспыхнуло пламя, как будто в костер подлили масла. Запахло горелым мясом. Вскочили еще двое юношей, на лицах их был гнев, но Серебряная Снежинка подняла руку.
– Нет, – прошептала она. – Я больше не хочу рисковать вами.
И словно в Холодном дворце, она сидела и ждала окончания ночи, а бой барабана Острого Языка становился все громче и настойчивей. Слышалось хриплое пение, оно стихало, потом снова становилось громче. Шунг-ю наблюдали, неподвижные, как Куджанга, но далеко не такие спокойные.
Серебряная Снежинка сидела, лишенная даже утешения от присутствия Ивы. Где-то среди ночи служанка исчезла. Может, именно в этот момент хромая лиса пробирается сквозь траву к принцу шунг-ню? Он услышит и потянется за копьем, которым владеет с таким смертельным мастерством…
– Нет! – Серебряная Снежинка обхватила себя руками и раскачивалась взад и вперед перед телом мертвого мужа. Соболь принесла ей плащ на меху. И хоть ночь была теплая, девушка обрадовалась теплому плащу.
Она посмотрела на женщину, которая первая из шунг-ню стала относиться к ней с симпатией, а не только почтительно и с любопытством. Сегодня она может пострадать за свою верность. Все зависит от того, кто выиграет двойную гонку: волшебный вызов и безумную скачку к юрте вождя. Хоть Тадикан уехал к фу ю, он вполне может быть на пути назад; а стада, за которыми присматривает Вугтурой, далеко разбрелись по степи.
Тьма сменилась серостью, все костры в лагере погасли. Постепенно стихли барабанный бой и звуки пения из юрты Острого Языка. На рассвете вернулась Ива, шла она медленно и хромала сильнее обычного. С бесконечной осторожностью она села за хозяйкой. А когда Серебряная Снежинка приветливо повернулась к ней, ответила только вздохом и слабой улыбкой поблагодарила за предложенную подушку.
Рассвет перешел в ясное утро. Солнце, почти белое, поднималось к зениту; день будет жарким. Может быть, думала Серебряная Снежинка, сидя возле застывшего тела своего мертвого повелителя, ни один из принцев не сумеет взглянуть на тело отца: его нельзя долго держать в такую жару. Сморщенное лицо уже обесцветилось, скоро тело начнет раздуваться. Серебряная Снежинка принюхалась, но ощутила только запахи пепла, пота и напряжения.
Она позволила меховому плащу соскользнуть с плеч. Ива, словно обрадовавшись легкой работе, сложила его и спрятала.
У входа в юрту появилась тень, заслонившая солнце. Медленно, тяжело Острый Язык прошла сквозь толпу шунг-ню, словно они не существуют, и склонилась, только подойдя к телу шан-ю. За ней послышался гомон; мужчины и женщины в просторной юрте словно разделились, как падает полосами трава перед большой бурей. Воины уже внимательно следили друг за другом, думая, на чьей стороне они будут сражаться, когда вернутся Вугтурой и Тадикан.
Не снисходя до взгляда на своего мертвого повелителя и на Серебряную Снежинку, Острый Язык опустилась на колени. Все ждали в общей тревоге. Время от времени приносили воду, они пили. Никаких белых одежд, наемных плакальщиц, никаких сложный приготовлений – пока. Воины разрезали лица, женщины ждали. Следующий шан-ю отдаст все необходимые приказы.
Послышался стук копыт, и половина находившихся в палатке вскочили на ноги. Серебряная Снежинка стиснула кулаки и вонзилась ногтями в ладони. Цвета ковров и занавесей смешивались, стены юрты словно раскачивались, грозя упасть на нее. Даже Острый Язык, несмотря на свою обветренную кожу, посерела в дурном предчувствии.
Но это был один из юношей. Он соскочил с лошади, вбежал в юрту и склонился – с невероятным тактом, как не могла не заметить Серебряная Снежинка, – точно посредине между ней и ее противницей.
– Они идут! – выдохнул он, стараясь, чтобы его голос звучал как у мужчины, хотя оружие и разрезы на лице были единственными признаками его мужественности.
– Кто они? – спросила Серебряная Снежинка.
– Кто идет, мальчик? – в тот же момент спросила Острый Язык.
– Оба принца, великие королевы. – Юноша перевел взгляд от одной женщины на другую, поклонился им обеим одинаково низко и исчез, очевидно, предпочитая угрозу открытой войны близости к этим молча сражающимся королевам.