И он, кажется, ни разу не пожаловался на это.
— Я слышал, он в данный момент является арфой? — спросил мужчина, явно не вполне готовый в это поверить.
— Да, это верно, — мягко произнесла девочка.
— Невероятно, — пробормотал Дарующий Жизнь. — А каким это новое тело должно быть в смысле пола?
— Мужским.
— Нет, я имею в виду функциональную сторону.
Майкайла озадаченно уставилась на собеседника и довольно долго сидела молча: ей представилось, как на подобное среагировала бы Харамис…
— Не думаю, что это необходимо, — наконец выдавила она из себя. — Волшебнице это вряд ли пришлось бы по душе. И к тому же всех, кого он знал когда-то, давно уже нет в живых.
— Хорошо. И еще один вопрос: как должно это новое тело выглядеть?
— Ох! — Майкайла закусила нижнюю губу. — Я даже не знаю, какая у него раньше была внешность: его обратили в арфу задолго до моего рождения. Могу только сказать, что он ниссом, хотя, конечно, не знаю, насколько это поможет делу.
— Для начала достаточно, — ответил мастер. — С такой информацией я уже могу приступать к работе. — Он протянул собеседнице лист пергамента и угольную палочку. — И все-таки очень желательно, чтобы через несколько дней ты смогла дать мне какой-нибудь набросок, приблизительную его внешность: голова и, главное, лицо. Лица всегда очень важны.
— Постараюсь, — сказала Майкайла. «Что ж, может, Файолону удастся описать мне, как выглядел Узун, выведав об этом у него самого», — решила она.
— И еще одну вещь мне необходимо знать, — сказал Дарующий Жизнь, переходя на шепот. — Настоящее его имя.
— Узун, — так же тихо прошептала Майкайла.
Дарующий Жизнь встал, и она тоже поднялась.
— Благодарю тебя, Дочь Богини, — официальным тоном произнес мастер. — Я немедленно приступлю к работе.
— Спасибо, — ответила Майкайла, глядя на собеседника и лучезарно улыбаясь. Затем повернулась и вместе с сопровождавшими ее двумя Дочерями Богини отправилась в их общее жилище.
Остаток дня прошел в исполнении ритуалов, на которых Майкайла по-прежнему лишь молча присутствовала, и разучивании песнопений. После обряда, посвященного Часу, когда солнце находится в зените, подали полдник, а по завершении посвященной Часу, когда солнце обнимает Священный Пик, службы
После Девятого часа наступил перерыв, и Дочери Богини отправились в купальню — комнату с покрытым толстыми плетеными циновками полом и небольшим горячим ключом в самом центре. Майкайла засунула свой шарик в чистую одежду, которую принесла с собой, и, переодеваясь после мытья, вновь незаметно повесила его на шею.
Весь день прошел довольно утомительно и показался очень длинным. Когда обед подходил к концу, Майкайле уже с трудом удавалось сидеть прямо. Она позавидовала тому, как прочим Дочерям Богини с такой непринужденностью удается сохранять великолепную осанку. И когда Старшая Дочь Богини опять освободила Майкайлу от участия в обряде, посвященном Второму часу тьмы, девочка готова была просто расплакаться от радости. Вместо этого, однако, она лишь степенно произнесла слова благодарности и удалилась к себе в комнату. Ей не хотелось ничем заниматься, кроме как забраться в постель и уснуть, но взгляд тут же упал на лежащий возле умывальника листок пергамента, что вручил ей Дарующий Жизнь. Новоявленная Дочь Богини переоделась в ночную рубашку, извлекла свой шарик и вышла на связь с Файолоном.
— Да ты просто ужасно выглядишь! — воскликнул он.
— Да все у меня в порядке, — усталым голосом произнесла Майкайла, — просто слишком устала. Файолон, мне нужно, чтобы ты узнал, как должно выглядеть новое тело Узуна. Тот человек, что взялся за его изготовление, хочет получить рисунок, в особенности лицо. Ты сможешь выяснить у Узуна подробности?
— Могу даже гораздо лучше все устроить, — с энтузиазмом заговорил Файолон. — Я сегодня нашел кое-что интересное в зеркале. Тебе известно, что оно сохраняет в памяти те образы, которые когда-то показывало?
— Нет. Но чем это нам может в данном случае помочь?
Файолон тем временем обувался в зимние башмаки и натягивал теплую одежду.
— Орогастус этим зеркалом пользовался, чтобы шпионить за принцессой, — пояснил он, — припоминаешь? А в первой части похода Узун ее сопровождал.
— Ух ты! — воскликнула Майкайла. — Ты, кажется, хочешь сказать, что у зеркала есть портрет Узуна.'
— Даже несколько, — уверил Файолон.
— Это здорово поможет, — сказала Майкайла, разглядывая мелькающие на ее шарике стены: Файолон сбегал вниз по лестнице. — Однако жаль, что ты не здесь. Ты ведь куда лучше рисуешь.
Файолон миновал кладовую, торопливо проследовал по коридорам, прошел ледяные пещеры и попал наконец в комнату с зеркалом. Не прошло и минуты, как он уже вызвал нужное изображение.
В зеркале напротив друг друга стояли Узун и Харамис. Оддлинг оказался очень низкорослым: его подбородок маячил на уровне талии стоящей рядом дамы. Голова у него была совсем круглой, глаза — темно-желтого цвета, почти как янтарь, широкий рот с мелкими заостренными зубами, необыкновенно короткий нос и, наоборот, слишком длинные — будто для компенсации — устремленные кверху уши, кончики которых торчали наружу сквозь копну светлых шелковистых волос, дополняли картину. Все время, пока Майкайла рассматривала изображение, уши ниссома то и дело поворачивались взад-вперед, явно стараясь уловить, откуда раздается звук, который лишь он, Узун, и мог расслышать.
Майкайла усмехнулась:
— А он был весьма привлекателен. Просто симпатяга! — Она потянулась за пергаментом и угольной палочкой. — Вот только удалось бы теперь все это запечатлеть…
— Устанавливай со мной внутреннюю связь, — сказал Файолон, — и я нарисую все за тебя.
— А у тебя получится? — спросила Майкайла.
— Думаю, что да. По крайней мере, попробовать стоит. Ты просто прислонись к стене, возьми в руки лист пергамента и уголек, закрой глаза и расслабься.
Майкайла так и сделала. За день она уже успела так сильно устать, что расслабиться труда не составило; ее даже начало клонить в сон. Однако когда рука неожиданно пришла в движение, девочка даже вздрогнула.
— Прекрати мне сопротивляться, — сказал Файолон. — Разумеется, у тебя рука будет двигаться: это вообще единственный способ что-нибудь нарисовать. Просто-напросто расслабься и позволь мне манипулировать твоими пальцами.
— Прости, — извинилась Майкайла, — это я просто от неожиданности. Давай еще раз попробуем.
Она откинулась к стене, закрыла глаза и перестала обращать внимание на движения собственной руки. Когда раздался наконец голос Файолона, Майкайла уже почти спала.
— Майка, проснись!
Она заморгала, протерла глаза и взглянула на листок пергамента. На нем был запечатлен во всей красе господин Узун — точь-в-точь такой, каким показало его зеркало.
— Ну, как он тебе? — поинтересовался Файолон.
— Отлично. — Майкайла с трудом подавила зевок. — Я бы никогда не справилась с этим так здорово.
