— Он оказался у тебя, — устало вздохнул Файолон, — потому что тебе его передала Харамис. Он напрямую связан с настоящей мощной магией — это тебе не какая-нибудь игрушка Исчезнувших, — так что будь с ним очень осторожна. Узун, ты сможешь ее обучить, как с ним обращаться?
— Нет. — Оддлинг медленно покачал головой. — Я об этом ничего не знаю. Им когда-то пользовалась одна только Харамис. и когда она это делала, меня не было с нею.
— А что, это действительно могущественный талисман? — спросила девушка.
— С его помощью можно даже убивать людей, — хором отозвались Файолон и Узун.
— Ох! — Майкайла с опаской потрогала талисман. — В таком случае лучше я его сниму и уберу подальше. Не такая я дурочка, чтобы экспериментировать с вещью, способной убить человека. Я сейчас вернусь, — добавила она, вставая, — и мы сразу же пойдем к зеркалу и посмотрим все, что произойдет в храме Мерет.
— Тебе, пожалуй, лучше на это не смотреть, — услышала она, выходя, голос Файолона, обращенный к Узуну.
Оддлинг ответил так резко и энергично, что Майкайла расслышала его слова, даже спустившись на несколько лестничных пролетов:
— Если я не стану смотреть, то как, по-твоему, я смогу написать подобающую балладу о ее героизме? Нет уж, хватит того, что я пропустил большую часть ее экспедиции за талисманом; на этот раз я буду смотреть все до самого конца, как бы тяжело мне ни было!
Наконец все отправились в пещеру. Майкайла шагала впереди.
— Зеркало, покажи нам принцессу Харамис, — потребовала она.
— Сканирую… — ответило устройство.
Затем появилось изображение Харамис, которой помогали спуститься с установленного на носилках кресла двое жрецов; вот у нее подогнулись колени, и жрецы туг же подхватили ее.
— Что это с ней? — взволнованно выдохнул Узун. Файолон внимательно всмотрелся в картинку.
— Она босиком, — заметил он. — Следовательно, именно сейчас она впервые коснулась земли Лаборнока.
— Ну и что из того? — недоуменно спросила Майкайла.
— С нею все в порядке, Узун. — заверил Файолон. — Просто-напросто на нее нахлынуло чувство земли по отношению к Лаборноку, а это в данном случае может только помочь ей.
— Очень сомневаюсь, — с недовернем произнесла Майкайла. — Как она может сейчас обрести чувство земли по отношению к Лаборноку, если уже долгие годы у нее нет этого чувства по отношению к Рувенде?
— Майкайла, будь так добра, помолчи немного! — вспылил юноша.
Она прикусила язык. «Что это он так раскипятился? На Файолона совсем не похоже», — удивилась девушка.
— Она снова встала, — прокомментировал Узун, — и мужественно идет навстречу судьбе.
«Он и разговаривает уже, будто балладу распевает, — подумала Майкайла. — Однако „мужественно шагает навстречу своей судьбе“ — это уж слишком!» Вслух, однако, она предпочла ничего не высказывать. Девушка не понимала, отчего ритуал на этот раз изменился, — как правило, его участники не проводили столько времени в этой комнате. «Пожалуй, лучше всего мне просто помолчать. Если я права, они сами очень скоро в этом убедятся, после чего смогут отправиться за Харамис, и я верну ей талисман… А если я вдруг окажусь не права… Нет, такого быть не может!»
Но чем дольше длился обряд, тем очевиднее становилось, что Майкайла жестоко ошибалась, а те, кто пытался ее предупредить и отговорить, были совершенно правы. Охваченная ужасом и не веря собственным глазам, она наблюдала, как жрец рассекает грудь Харамис и вытаскивает сердце. «Как она может выглядеть такой спокойной и умиротворенной во время столь ужасной процедуры?» — стучало у Майкайлы в голове. Затем сердце Харамис обратилось вдруг в горстку пыли; пыль эта просочилась между пальцами жреца и исчезла. Само тело бывшей Великой Волшебницы Рувенды и Лаборнока тоже обратилось в пыль, а затем начала разрушаться комната. С оглушительным треском рухнул потолок, и долгое эхо отозвалось в пустом пространстве между горными вершинами. Последним, что они увидели, прежде чем зеркало потемнело, стала огромная сплошная стена снежной лавины, которая, набирая скорость, неумолимо надвигалась, казалось, прямо на зрителей.
Майкайла без чувств свалилась на пол. Сквозь окутавший сознание туман, будто совсем издалека, она услышала механический голос зеркала:
— Субъект отныне больше не существует. В данном районе нет ни одного живого человека.
И тут пришло то самое ощущение. Вначале Майкайла словно стала погружаться прямо в скалу, как бы становясь частицей горы Бром. Затем в ее тело проникла и гора Джидрис, в свою очередь, сделавшись частицей Майкайлы. Она ясно почувствовала идущую вниз по северному склону, сметая все на своем пути, огромную лавину и успела разделить ее на маленькие и слабые обвалы — чтобы разрушения, которые она вызовет в долине, оказались минимальными. Затем девушка почувствовала и гору Ротоло с ее горячими источниками и скрытыми от постороннего взгляда теплыми долинами. Она успела мельком заметить и спящего, как всегда, в своей пещере Красного Глаза. Укрыв наконец всю горную цепь, чувство земли начало распространяться в обоих направлениях — к северу, вдоль реки Ноку, через весь Лаборнок, до самого Северного моря, и к югу, вдоль реки Нотар, через Тернистый Ад, Дайлекс, Золотую Топь, через Цитадель и Большую дамбу, через Черную и Зеленую Топи через озеро Вум и Тасские пороги, вдоль реки Большой Мутар и до самой границы Вара — той самой границы, где ее встретило вдруг стоящее на страже изображение Файолона.
— Файолон? — произнесла она вслух.
— Я тут, Майка, — Сильные руки подняли Майкайлу и вынесли из пещеры. Она услышала позади звук закрывающейся двери и шаги Узуна и в то же время продолжала слышать шум полноводных рек, стремящихся к морю, и гудение насекомых, роящихся в Топях.
«Если Харамис чувствовала нечто подобное, то ничего удивительного, что жрецам пришлось держать ее, чтобы не упала, — мелькнуло в голове у Майкайлы. — Это, пожалуй, куда сильнее, чем те чувства, что нахлынули, когда Файолон ощутил землю Вара… Впрочем, разница-то вполне понятна: мне досталась земля по крайней мере вдвое большая, и к тому же в прошлый раз я ощущала все опосредованно, благодаря тому, что оставалась связанной с Файолоном…»
— Файолон! Ты чувствуешь землю?
Его голос на мгновение перекрыл царящий в голове Майкайлы беспорядочный шум:
— Только Вар. А ты начинаешь чувствовать Рувенду?
— Да! И Лаборнок тоже!
— Не утруждай себя разговорами, — посоветовал он, — просто расслабься и дай чувствам устояться.
«Дать им устояться? О, как бы мне хотелось, чтобы они действительно сами утряслись!» — думала Майкайла. Файолон внес девушку в кухню, усадил возле очага и попросил Узуна поддерживать ее. Майкайла и не заметила, что они с Узуном поменялись местами, — до тех пор, пока не увидела лицо Файолона прямо перед собой. Юноша держал в руках кружку:
— Выпей-ка вот это.
В кружке оказался горячий адоповый суп. Выпив его. Майкайла стала ощущать, что теперь она действительно скорее человек, чем земля, на которой расположено целых два королевства.
— Ну что, лучше? — спросил Файолон.
Она медленно и осторожно кивнула. Тело все-таки не очень-то хорошо ей повиновалось.
— Ну и славно. А теперь поешь-ка вот этого. — Он протянул кусочек вяленого мяса.
Девушка принялась его жевать, на что потребовалось немало усилий, но когда наконец проглотила последний кусок, то окончательно почувствовала себя прежней Майкайлой. Царивший в голове шум рассеялся, а когда она осторожно попыталась снова вернуть его, то обнаружила, что никаких звуков больше не слышит.
— Файолон, — с ужасом прошептала она, — а я ведь потеряла чувство земли!
— Нет, ты его не потеряла, — заверил юноша, — просто оно на некоторое время отступило. Дело в том, что приобрести чувство земли по отношению сразу к двум королевствам — слишком тяжелое испытание, не
