слышны шаги людей, быстро шедших вперёд. Гордон следовал за Виктором и Михаилом. Чтобы было легче дышать, он раскрыл рот, а голова у него с каждым шагом болела все сильнее.
Хотя двое русских не скрывали того, что симптомы болезни у них те же самые, что и у остальных членов группы, на скорости их ходьбы это, похоже, никак не сказывалось. Не могло ли быть так, что они переносили болезнь в более лёгкой форме из-за того, что не жили в городе? Может быть, жизнь в городе служила отягощающим фактором?
Эш прислушался к хриплому кашлю Ушанова, время от времени звучащему на фоне шума воды, и решил, что пока об интенсивности болезни судить рано.
Вместо этого он постарался не отставать от русских, и чем дальше они шли, тем труднее это становилось.
А потом — как раз тогда, когда археолог подумал о том, что надо попросить русских сделать остановку, Никулин развернулся и сказал:
— Это здесь.
Гордон наклонился, положив ладони на колени, и какое-то время простоял так, тяжело дыша. Он заметил, что разведчики тоже дышат ртом. Виктор опустился на губчатый мох, которым поросла земля. Михаил прислонился к дереву с обманчиво небрежным видом. Эш удивлённо посмотрел на него и спросил:
— Здесь — что?
— Последний лагерь, — ответил Михаил и взмахнул рукой, будто фокусник.
Виктор молча поднялся, раздвинул переплетённые стебли кустов под большим деревом и вытащил ранец — изъеденный плесенью, полинявший, но все же узнаваемый. Такими ранцами была снаряжена первая экспедиция.
Никулин, сильно топая ботинками, примял росшие полукругом яркие цветы, и обнажились уложенные в кольцо камни — явно кто-то нарочно их так уложил. Гордон кивнул, по достоинству оценив работу, которая привела русских к этой находке.
Михаил порылся в одном из рюкзаков и вынул покоробившийся блокнот. Он осторожно открыл его и почти торжественно передал археологу. Никулин вёл себя настолько нетипично, что, даже не заглядывая в блокнот, Эш понял: это находка чрезвычайной важности.
Он взглянул на страницу, увидел строчки на русском языке, написанные убористым аккуратным почерком, и смог разобрать несколько слов.
Писал, определённо, кто-то из русских агентов — участников пропавшей миссии. Гордон разобрал её имя.
Он посмотрел на Никулина.
— Светлана.
Михаил с необычайно потерянным выражением лица взял у археолога блокнот, но, прежде чем археолог успел сказать хоть слово, он дал знак Виктору, и тот подал американцу ещё один блокнот, и на этот раз ни тот, ни другой из русских не шевельнулись, чтобы забрать его.
— Нашли неподалёку, — объяснил Ушанов. — Его лагерь я вам тоже покажу.
Эш взглянул на блокнот, поднял глаза.
— Этот — Павла.
Никулин коротко кивнул.
— Я был знаком с Павлом. Я их всех хорошо знал, — разобрал Гордон сквозь неожиданно прорезавшийся у русского сильный акцент.
— Вы успели прочесть блокнот Павла?
Михаил снова кивнул.
— Пробежал глазами, как только мы его нашли. Он стал последним. А Светлана… — он указал на блокнот, который все ещё держал в руке, — исчезла предпоследней.
— Исчезла?
Никулин снова кивнул, скорбно поджав губы.
— Нужно будет прочитать эти записи более внимательно, потому что многое тут не ясно, но одно я понял чётко. Тут нет никаких тел. И Павел не видел, чтобы кто-то умер — кроме единственной, самой первой смерти. Они просто исчезли. Один за другим.
Глава 19
Росс смотрел в глаза чужака, следил за тем, как зрачки сначала сузились, как у кошки, потом снова расширились.
Джекк что-то прошипел на своём языке, потом проверещал по-йилайлски:
— Моё потомство появится быстро!
Он схватил деталь и умчался прочь, вильнув длинным хвостом.
Мердок проводил инопланетянина взглядом, полным неподдельного изумления. Он ожидал какой угодно реакции — гнева, драки, возмущения, — только не такой. И при чем тут потомство? Может быть, Росс не так понял?
Только он успел задуматься, как почувствовал прикосновение пальцев к своему бедру, а когда опустил глаза, то увидел, как другой джекк мчится прочь, унося в щупальце калибр, который до того лежал у Мердока в кармане.
Мужчина рассмеялся и вернулся к работе — на время. Война началась.
Да нет, не война. Игра.
До конца рабочего дня Росс и джекки продолжали это проворное и непонятное занятие. Инопланетяне перестали толкать мужчину и налетать на него, когда он был занят делом, но все его мелкие инструменты — в особенности те, которые он прятал по карманам, исчезали. Агент примечал каждого джекка который его обкрадывал, чтобы потом забрать свои инструменты, и забирал. Его калибр перешёл из рук в руки раз шесть, причём большей частью этот инструмент курсировал между самим Мердоком и ещё двумя джекками, у одного из которых вокруг глаза имелся рисунок в виде звёздочки из лиловых точек, а другого можно было узнать по узору из косичек на затылке.
Росс начал улавливать закономерность в игре в воровство. Его калибр, который ничем не отличался от других инструментов, предоставляемых сотрудникам транспортного центра, крали у него, а потом инструмент попадал в складку кожи на животе джекка, прикрытую комбинезоном. Присмотревшись получше — но не слишком бесцеремонно, — можно было рассмотреть край этой складки, хотя чужаки старательно прятали её под комбинезоном. Эта складка напомнила человеку сумку кенгуру — или рот жабы. Через некоторое время джекк вынимал инструмент из этого «кармашка», пользовался им или просто клал рядом и… — оп! — кто-то ещё похищал его.
Так все и шло: положили в «карман», вынули из «кармана»… украли, убрали в карман, а потом вещь пропадала, так как её забрали у нового владельца.
Но между тем работа шла своим чередом. Да ещё быстрее, чем прежде. Росс заметил, как изменилась атмосфера в цеху. Его никто не беспокоил, никто ему не мешал, хотя он замечал, как джекки задевают то Эвелин, то других существ, не принадлежащих к их роду-племени, — как и прежде.
А Мердоку, невзирая на игру, работалось не в пример легче, чем когда-либо.
Вот он и играл до тех пор, пока в проёме большого ангара, где располагался цех, небо не начало темнеть. Сломанные глайдеры доставлять перестали. Те, кто работал снаружи, скорее всего, свой труд уже завершили.
Мужчину так увлекла игра, что он почти позабыл о постоянной головной боли и саднящей глотке, но вот он увидел рядом с собой жену и вспомнил о своём намерении закончить работу пораньше. Её глаза смотрели устало, в любимом голосе появилась хрипотца.
Казалось, болезнь стала теперь частью их жизни.
Сделать Росс ничего не мог, поэтому решил рассказать жене о чем-нибудь, чтобы отвлечь её от мрачных мыслей.
— У джекков — сумки как у кенгуру, — сообщил он Эвелин, когда они вышли из цеха, взявшись за руки.
— Говори по-йилайлски, — просвистела Риордан. Мужчина скривился и повторил сказанное на йилайлском. И верно: он весь день думал по-английски.
