В отличие от классицистов и просветителей, гибель «прекрасного» осмыслена им не случайностью, а неотвратимым и печальным «уделом», т. е. роковой судьбой, предначертанной свыше, своего рода законом мироздания. Гибель «прекрасного» на земле – знак неизбежного конца молодости, красоты, лучших, возвышеннейших душевных побуждений в их расцвете. Грусть – не результат какого-то нелепого, случайного события, досадно нарушающего разумность и «правильность» общего хода жизни, а чувство, вполне проявляющее ее смысл. Грусть как чувство, выражаемое элегиями, стала всеобщей, всепроникающей. Ею окрашены и вечные философские вопросы – противоречия между конечностью тела и бесконечностью духа, и социальные – неудовлетворенность земной жизнью, в которой гибнут высокие духовные ценности, и психологические – желание передать неповторимость личных эмоций и веру в иной, лучший мир, в загадочное, таинственное
Новое понимание мира и новых отношений личности с миром перестроило всю жанровую систему классицизма. Если мир разумен, а случай – исключение из общего правила, то жанры, в которых обычно выражались личные чувства или критиковался превратный свет, имели второстепенное и третьестепенное значение. Главное внимание уделялось жанрам «высоким». Но когда печаль и грусть, разочарование сделались чувствами, воплощавшими закон мироустройства, а не случай, то они выдвинулись на первый план, и жанры «высокие» стали угасать.
В ходе своих рассуждений романтики пришли к пониманию искусства как высшей духовной формы из всех известных духовных форм. «Поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого»[14], – писал Новалис. При этом искусство, считали романтики вопреки классицистам, не подражание природе, не игра, а сама жизнь. Искусство действенно, ибо способно преобразовать жизнь. Романтикам было недостаточно создать художественный образ, им нужно было переделать действительность. «Поэтический вымысел, – утверждал Новалис, – все в себе заключающее орудие, которым созидается мой теперешний мир»[15]. Тем самым романтизм пытался уравнять жизнь и искусство: жизнь должна стать искусством, т. е. наполниться гармонией и красотой, а искусство – наиболее полным и совершенным выражением жизни. Искусство в понимании романтиков – абсолютный и единственный посредник между личностью и Вселенной, между человеком и Богом. Поскольку личность и социальный мир находятся во враждебных отношениях, то романтический герой принципиально одинок и исключителен. Это ни в коей мере не делает его пассивным, а, напротив, сообщает ему большую силу духа и жажду действия.
Для романтизма внутренний мир личности – Вселенная, которую нельзя постигнуть: она всегда наполнена тайной. Человек представляет собой собственную величайшую тайну не только для других людей, но и для себя. Цель человеческой жизни – погружаться в глубины духа и отгадывать тайны своего внутреннего мира. А раз так, то в «хорошем повествовании всегда должно быть нечто таинственное и непостижимое» (Новалис). Из этого понятно, что художественное произведение романтиков принципиально мистериально[16] и мистично, о каком бы жанре ни шла речь. В нем всегда содержится нечто волшебное, странное, непостижимое, необычное, сверхъестественное. О чем бы ни писал романтик, он всегда изображает столкновение человека и бытия как развертывающуюся на его глазах мистерию, содержание которой полно мистического смысла.
Эти представления романтиков дополнены у них одним важным соображением, а именно романтической иронией. Романтики видели, что в реальном мире личность не может осуществить свои идеальные мечты. В значительной мере, по убеждениям романтиков, это зависит от ограниченности человеческого ума, знания и языка, которую они учитывали. В сознании романтиков одновременно жили две противоположные идеи – с одной стороны, они устремлялись к бесконечному, а с другой – осознавали тщетность своих усилий. Романтическая ирония вносила поправку в восприятие романтиками бытия и его художественное изображение. Она позволяла романтику парить над действительностью и не отрываться от нее, сохраняя способность действовать. Романтик постоянно находился между созиданием и уничтожением, бытием и хаосом. Тем самым он избегал всякого одностороннего восприятия жизни – мир не рисовался его воображению только дружески-идеальным или только враждебно-реальным. Это означало, что романтическая ирония вела к свободе романтического духа, освобождая романтика от всякой предвзятости. Бесстрашно иронизировать над бытием и собственной ограниченностью может лишь поистине свободная личность.
Романтизм представляет собой целую эпоху в историческом развитии человечества, подобную таким эпохам, как Возрождение и Просвещение. Идеи романтизма охватили все европейские страны и проникли во все области духовной деятельности человека – философию, экономику, искусство и даже медицину. В более узком смысле романтизм понимается как художественное направление в искусстве, и в частности в литературе. В этом втором значении
Европейский романтизм возник как изначально противоречивое направление, в котором чувство абсолютной свободы духа, чувство очарования безграничными возможностями личности сочеталось с противоположным ему чувством разочарования в ограниченности и скованности свободы духа внешними (социальными и иными) и внутренними (несовершенство человеческой природы) причинами. В зависимости от того, какое из этих чувств доминировало в творчестве того или иного писателя, романтики тяготели либо к безусловному приятию бытия, либо к настроениям «мировой скорби».
Наконец, в каждой европейской стране романтизм был своеобразен вследствие особенностей национально-исторических условий. По национальному признаку различают романтизм немецкий, английский, французский и т. д.
Общие свойства европейского романтизма целиком относятся и к русскому романтизму, который, однако, обладает и рядом отличий.
Если в европейских странах личная независимость человека стала свершившимся фактом и многие страны освободились или освобождались от феодальных пут, то в России целое сословие – крестьяне – находилось в крепостной зависимости. В России гораздо сильнее, чем в других странах, было влияние патриархально-общинных отношений и связей. В ней дольше были влиятельными просветительские идеи. Поэтому в русском романтизме при его возникновении идеи индивидуализма и настроения «мировой скорби» звучали более ослабленно. Не характерна для него и «романтическая ирония». Все эти черты появятся в русском романтизме позднее – накануне и особенно после подавления восстания декабристов.
Эти отличия нисколько не отменяют тех обстоятельств и фактов, которые роднят русский романтизм с европейским, частью которого он является. Чувство личности, ее свободы, прав, гордости, чести и достоинства ощущались в России не менее остро, чем в европейских странах. Особенно этому способствовал рост национального самосознания, которому придали мощный толчок войны с Наполеоном и Отечественная война 1812 г. Надежды на освобождение крепостных крестьян таяли. Дворянин, хотя и был лично независим, не ощущал себя свободным, находясь под прессом самодержавной власти, готовой в любое время и по любому поводу нарушить его права и пренебречь ими.
И все-таки перемены в общественном сознании были значительны: духовные ценности стремительно перемещались из сферы самодержавия в сферу конкретного частного человека. Они перестали выступать абстрактными требованиями, находящимися вне человека, как это было в философии и литературе XVIII в., а становились достоянием личности, которая ощущала интересы государства своими собственными интересами. Отвлеченное понятие государства, олицетворенное в самодержавии, уходило в прошлое. Окрашенность общественных понятий личным чувством и наполненность личного мира общественными эмоциями стали знамением времени.
