— Все равно будем следить, — сказал Джим. — Ты веди наблюдение вверх по спирали галактики, а я вниз, по направлению движения. Да, чтобы не забыть, меня все еще не клонит в сон. А как ты?
Они договорились сообщать друг другу, если заметят признаки усталости.
— Я тоже, — сказала Мэри, — но я два раза звала тебя, а ты спал. Ты еще переспрашивал потом, чего я хотела.
— Правда? — удивился Джим. — Я такого не помню. Ты уверена?
— Конечно; я твои ритмы сна и бодрствования еще в лаборатории изучила, — ответила Мэри.
— Ну, это сходится с тем, что я заметил на базе, когда только слился с кораблем, — сказал Джим. — Тогда понятно, как Рауль продолжал двигаться в нужном направлении, если «Охотник на бабочек» передвигался силой его разума. Думаю, до конца полета нам не стоит беспокоиться насчет сна. Мы, похоже, можем спать, сами того не зная, и будить друг друга при необходимости. Так вот, о чем это я говорил? Да, если здесь, ближе к центру галактики, и есть корабли лаагов, то у диаметра мы скорее на них наткнемся.
— Где ты вырос? — неожиданно спросила его Мэри.
— Мои родные места похожи на те, что вокруг базы, — сказал Джим. — Родился я в больнице в Денвере, но моя семья жила в Эдмонтоне. Там я и вырос. Каждый мальчишка в пять лет хочет стать пограничным пилотом; я вот так и не расхотел. Я прошел все тесты и попал сюда.
— А братья или сестры у тебя есть?
— Нет, я единственный ребенок, — важно заявил он.
Важность была напускная; но он не учел своей новой способности к детальным воспоминаниям. Он снова стал ребенком, снова был дома, в горах. Снова представлял, каково было бы играть с братом или сестрой. Он всегда воображал брата или сестру помладше. Джим вспомнил с мучительной ясностью, как совсем маленьким объяснял маме, что будет очень хорошо заботиться о братике или сестричке, пусть только она родит ему одного или двоих. Только годы спустя он понял, что желание его было несбыточным по медицинским причинам: обстоятельства его собственного рождения не позволяли матери иметь еще детей. Тогда, в детстве, он понял только, что расстроил ее своим вопросом.
— Мы жили в окрестностях Эдмонтона, — сказал он Мэри. — Мой отец был металлургом и специализировался на добыче металла из воды. Он занимался консультированием и все время уезжал куда-то на другой конец света.
— Они до сих пор там живут? — спросила Мэри.
— Они оба умерли, — ответил Джим. — Отец погиб из-за несчастного случая во время подводной инспекции. У него отказал кислородный обменник на дыхательной маске. Через пару лет после этого мама попала в автокатастрофу. Однажды вечером она возвращалась из Эдмонтона домой и слетела с дороги. Полиция предполагала, что на нее могли наехать и другой водитель столкнул ее с дороги под откос, но они так никого и не нашли. Дядя помог мне поступить в кадетский корпус.
— Извини, я не знала, — прошептала Мэри. — Тебе пришлось нелегко. Мои родители оба еще живы.
— И откуда ты? — спросил он.
— Лос-анджелесский комплекс, — ответила Мэри. — Вообще-то мы из Сан-Диего. Мои до сих пор там живут.
— Здорово, — отозвался Джим, — можешь ездить к ним, когда захочешь.
— Но не езжу, — заметила она. — У нас в семье все сами по себе. Я еле дождалась, когда получу стипендию и уеду в Бостон, в колледж. Хорошо хоть, что они меня отпустили.
— А почему бы им тебя не отпустить? — удивился Джим.
— Почему? А я была еще несовершеннолетняя, — ответила она рассеянно. — Я закончила школу в пятнадцать. Но для своего возраста была крупная и взрослая. Не просто вела себя по-взрослому — я выросла с двумя независимыми взрослыми и сама была независимой и взрослой с тех пор, как научилась ходить. И у меня все хорошо получалось. Что бы ты ни делал, спорю, что могу научиться делать это лучше.
— Ладно, — ответил Джим, — поуправляй-ка «ИДругом» без двигателей.
— Ой, — сказала она и рассмеялась, — верно. Ты прав, я говорю глупости. Я знаю, что со мной трудно иметь дело. Я всегда всех стараюсь победить.
— Не так уж с тобой трудно, — возразил Джим и чуть не добавил: «в последнее время», но вовремя остановился.
Она секунду помолчала, потом сказала:
— Спасибо.
— За что? — удивился Джим. — Я просто констатирую факт. Погоди — приборы показывают, что впереди что-то есть.
— Не вижу... а, да, теперь вижу. Думаешь, это опять лааги?
— Все может быть. Давай-ка не будем подходить ближе и посмотрим, двинутся ли они. Времени у нас полно.
Они подождали, но световая точка со слабым ореолом вокруг нее не трогалась с места. Джим настроил на нее приборы, чтобы получить предупреждение, как только она сдвинется.
Прошло шесть часов, и приборы не обнаружили никакого движения. Джим повел «ИДруга» по кривой от диаметра, не упуская наблюдаемый объект из поля зрения. Потом он снова настроил локаторы и стал ждать.
Прошло еще шесть часов, но объект по-прежнему не двигался. Джим был озадачен.
— Ничего не понимаю, — сказал он Мэри.
— Может, он просто хочет переждать нас и будет сидеть там, пока мы из любопытства не подойдем на расстояние выстрела?
— Никогда не слышал, чтобы лааги проявляли такое терпение и вообще вели себя подобным образом. Они обычно либо нападают, либо убегают и никогда не колеблются.
— А что если приборы ошибаются, — заметила Мэри, — и это вовсе не корабль лаагов, а что-то похожее, и оно здесь для того, чтобы сбить нас с толку?
— После того как мы полтора столетия наблюдали за лаагами? Тоже бессмыслица какая-то.
— Тогда, наверное, придется подойти и посмотреть, — сказала Мэри.
— Да, наверное, ты права, — согласился Джим. — Что бы это ни было, подойдем поближе и посмотрим.
Начали они с того, что отошли еще дальше от диаметра, так чтобы приборы не фиксировали объект. Потом Джим проложил курс обратно, примерно под прямым углом к их первоначальному курсу на сближение.
Объект появился на экране и там и остался. Судя по приборам, при их приближении он не сдвинулся с места. Наконец они подошли достаточно близко, чтобы получить разборчивое изображение. Это был типичный двухместный истребитель лаагов, который по неизвестным причинам просто завис в пространстве; завис в том смысле, что сохранял постоянное положение по отношению к диаметру, который, как и сама галактика, вращался относительно своего центра.
Джим остановил «ИДруга», не подходя ближе к другому кораблю.
— Я абсолютно ничего не понимаю, — сказал он. — Этот корабль обращен носом в сторону центра галактики. Почему он вообще здесь? Он что, ждет нападения оттуда? А если он ждет нападения, то почему не патрулирует свой участок границы, какая бы граница это ни была? Так он ничего не увидит за пределами обзора своих локаторов. Если так охранять границу, потребуется слишком много кораблей...
Он мысленно покачал головой, представив себе размеры задачи.
— Понадобятся тысячи истребителей, нет, в несколько тысяч раз больше, чем, по нашим оценкам, они выставили на нашу границу. Не может у них быть достаточно планет, чтобы осилить такое. Если бы были, то они бы прорвали границу и сами того не заметили; а на самом деле они больше чем сотней кораблей никогда не нападали. Даже сотня была только в крупнейшей битве.
— Может, его бросили, — заметила Мэри.
— Почему бы это?
— Не знаю, — ответила она. — Но мы имеем дело с нечеловеческим разумом. У них многое может быть
