— Дам совет. Брось-ка мне китель, вон на бугорке лежит. Счас и пойдем.
— Куда, Александр Никитич?
— Вниз пойдем — покуда. Беседу будем вести, — ответил бывший старшина и гроза оковецких «мошенников и бандитиков».
Разговаривая, они спустились с кладбищенского холма. Прошли центральной улицей. Затем старик свернул в проулок, который вел к больнице — и решительно направился к дому Хлыновых.
4
Когда миновали забор, за которым уже начиналась территория обитателей длинного кирпичного дома, Саша Длинный сказал:
— Вот какое тут дело-то, родимый… — Рябиков невольно улыбнулся, вспомнив, как в свое время доставалось Александру Никитичу в милиции за это слово — «родимый» — которое он, страж порядка, употреблял и в те годы. Случалось, что с беспечной фамильярностью и начальнику его адресовал. — Слыхал я, как гавкали друг на дружку Костька Хлынов с маткой своей. Я Костьку-то, паршивца, с люльки знаю. А кричали они вот о чем… Костыка матке: не бреши, что Пашку брат утопил — сам утоп! Она ему: а я, мол, видала. А он в ответ: ты-то ничего не знаешь, а вот я точно знаю… Намотал я это дело на ус. Думаю — пригодится. Вот и пригодилось.
— Когда слыхал, Александр Никитич?
— А на второй день после того, как ты тут был. Они отношения выясняли, а я шел мимо, здесь, вдоль забора, да и слышал. Постоял еще по старой привычке, — вздохнул он то ли с печалью, то ли с застарелой тоской. — Да вон и Костька… Эй! — возвысил он старческий голос, сделав его начальственным и суровым, а поди-ка сюда, Костька!
Младший Хлынов, все в той же распахнутой на смуглой груди желтой рубахе, оглянулся, минуту помедлил, потом независимо подошел.
— Здорово, дядя Саша, — сказал с насмешливой почтительностью, не глядя на Рябикова. — Чего приперся?
— Вот ты у меня поговори… — зловеще начал Саша Длинный, но тут же поперхнулся смехом. — Ну, сукин кот, ну, сукин кот!.. Ладно, — оборвал он себя уже серьезно. — Ты меня знаешь. Если что спрашиваю — значит, нужно. Отвечай правду: был на берегу, когда Пашка Синев утонул?
Парень посмотрел на него, на Рябикова. В глазах его мелькнуло уважение.
— Ну, был. В кустах выпивали.
— Та-ак. Как же дело было?
— Да как? Пашка смурной был. Этот… ну, братан его, — ему говорит: будем купаться? Пашка говорит — будем. А он уж сильно дернувши был.
— Откуда знаешь?
— Сам пил с ним! Он на берег-то уже спускался: второй раз с братаном пришел.
— Кто с тобой был?
— Да все те ж… — повел рукой Костька в сторону дома.
— О чем с вами Пашка говорил?
— Да так… В общем, брякнул он: четыре раза туда и обратно Волгу переплыву без отдыху. А сам плавал не ахти чтоб очень-то. Мы ему — утопнешь. Только рукой махнул — не ваше дело. Мы подумали — так он, болтает. А потом глядим — раз переволокся, другой. В третий поплыл. А уж сам еле держится…
— А вы что ж, мать вашу!
— А мы что? Братан его тут, а мы что? Он же с ним сначала купался, а потом стоял смотрел. Постоял, ушел. Потом на том берегу этот, Манякин, который из одних костей состоит, появился. Да матка пьяная приволоклась! — зло выкрикнул Костька. — Уселась, отдышаться решила. Ну, а мы ушли вслед за братаном Пашки.
— И что же, больше ничего не видел?
— Больше ничего…
— Что думаешь? Как дальше было? — спросил Рябиков.
— А чего тут думать? В третий раз как поплыл — так и не выплыл. Затянуло и унесло. Ну, я пошел…
Саша Длинный, по-старчески задыхаясь, стал кричать ему вслед злые слова, рвался догнать, его потряхивал гневный озноб. Рябиков взял старика за локоть и молча повел к калитке.
У калитки им встретился какой-то парень, посторонился. Лицо у него было довольно приятное, серьезное. Рябиков всмотрелся — и узнал Валерия, старшего брата Костьки. Он коротко постригся — и сразу преобразился.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — кивнул Рябиков. Саша Длинный промолчал — еще не отошел от гнева.
Парень долго смотрел им вслед — Рябиков ощущал его взгляд спиной.
— Из этого толк выйдет… — пробурчал Саша Длинный.
На следующий день, после разных необходимых формальностей, дело Синева-старшего было прекращено. Рябикову хотелось взглянуть на него в минуту, когда ему сообщат об этом. Как отнесется к тому, что страшное обвинение с него снято? Но он пересилил себя. Тут проявилось бы что-то от суетного, неуместного любопытства.
Но все-таки в этот день он увидел его напротив Дома культуры. Был вечер. Анатолий Синев шел в сторону вокзала, видимо, к поезду. Сначала Рябикова неприятно передернуло — придется ехать в одном поезде с этим человеком: он тоже уезжал в Калинин сегодня. Но тут же подумал: да ведь жизнь — это тот же поезд, и едут в этом поезде все рядом, тут не выберешь чистенького вагончика, где собрались бы одни ангелочки. Это скорее общий вагон, в котором разместились самые разные пассажиры.
Лицо у Синева было потухшее, увядшее, резко постаревшее. Вряд ли он был совсем уж бесчувственным. Может быть, холод угасших родственных чувств поможет ему все забыть, но сейчас еще это время, кажется, не настало.
Со старым товарищем, Семенюком, простились довольно прохладно. А с Дмитрием Потехиным жаль было расставаться. Не пришло ли время новых друзей? Из молодого поколения — из учеников, идущих на смену? Которым раньше или позже придет время сдавать караул.
Примечания
1
Хипесница — от слова «хипес». Женщина, соблазняющая мужчин с целью их обокрасть
2
Бан — вокзал
