собрался повернуть назад, да что-то меня остановило. Неудобно как-то он лежал. Сам на боку, а левая рука под себя странно подвернута. И ноги, как у неживого. Подошел ближе, а у капитана лицо в крови. И пистолет вот этот… Я схватил его — и сюда.
— Зачем взял пистолет?
— Чтоб поверили… А так… Еще сумасшедшим сочтете… Как же! Капитан Егоров — и вдруг застрелился. С чего бы это?
— Да, да, да, — закивал подполковник Тарасов, нажимая кнопку звонка. «Действительно трудно поверить… Кадровый офицер, прошедший войну от берегов Днестра до Кавказа и обратно, самый молодой в корпусе капитан… Действительно, с чего бы это?»
Появился дежурный.
— ЧП. Срочно ко мне старшего лейтенанта Вознесенского.
— Есть срочно старшего лейтенанта Вознесенского!
Дежурный привычно четко повернулся на каблуках, вышел за дверь.
— Я могу идти? — поднялся Кузьмин.
— Нет. Поедешь с нами. Дорогу укажешь. А пока… В коридоре обожди.
В дверях Кузьмин столкнулся со старшим лейтенантом Вознесенским.
— Виноват, товарищ старший лейтенант! — посторонился Кузьмин. Подождал, пока тот переступил порог, выскользнул в коридор, тихо прикрыл за собой дверь. Что происходило там, за этой массивной дверью, Кузьмин мог представить лишь в общих чертах: старший лейтенант доложил, что «прибыл по вашему приказанию», а подполковник ему — пистолет: «если верить рядовому Кузьмину, если он не чокнутый, то капитан Егоров застрелился вот из этого пистолета».
Если бы рядовой Кузьмин находился в кабинете, то сделал бы для себя одно удивительное открытие: подполковник Тарасов недолюбливал только что прибывшего в его распоряжение лейтенанта. О причине, конечно, не догадался бы, так как она, причина, была пустяковой. Старший лейтенант Вознесенский всегда ходил в аккуратно пригнанной форме, гладковыбритый, в начищенных до блеска хромовых сапогах, от него всегда исходил запах каких-то духов. К тому же у Степана Борисовича вились волосы. Станет утром расчесывать их, а они — в кольца. Вообще, впервые встретив Вознесенского, можно было подумать, что он только что вернулся с парада, но если видеться с ним ежедневно, то можно было прийти к выводу: старший лейтенант то и дело сдувает с себя пылинки, не выпускает из рук сапожную и одежную щетки. Именно это преувеличенное внимание Вознесенского к своей внешности и не нравилось подполковнику. На самом же деле старший лейтенант был просто аккуратистом. Есть такая категория людей, к одежде которых пыль вроде не пристает. Сапоги, пальто, головные уборы, костюмы у них всегда как новенькие.
Впрочем, старший лейтенант Степан Борисович Вознесенский от неприязни своего непосредственного начальства не страдал. Подполковник Тарасов был человеком добропорядочным, взыскательным к себе, отношения с подчиненными строил не на личных симпатиях и антипатиях, а только на деловой основе, требованиях военного времени.
— Слушаю вас, товарищ подполковник!..
— Чрезвычайное происшествие… Начальник фотоотделения корпуса капитан Егоров застрелился… Вот пистолет… Вздрючку бы дать этому баовцу, да не могу… Из самых добрых побуждений принес пистолет… Да и не поправишь дела наказанием… Соберите всех и все необходимое… Выезд — через четверть часа.
— Есть собрать всех и все необходимое для следствия по делу капитана Егорова, — козырнул Вознесенский.
— Да, да… Именно так: «Дело капитана Егорова».
— Могу идти?
— Идите. Возьмите пистолет. Понадобится. Я тоже поеду с вами.
Старший лейтенант достал из кармана носовой платок, осторожно завернул в него пистолет, сунул в карман.
— Да, конечно, понадобится, — согласился Вознесенский и направился к выходу. Подполковник проводил задумчивым взглядом его стройную, подтянутую фигуру, подвинул к себе телефон, снял трубку, попросил соединить его с прокуратурой.
— Юрий Поликарпович? Здравствуй! Тарасов говорит. У нас ЧП. Убит капитан Егоров, начальник аэрофотоотделения. Я прошу оставить это дело за мной. Мы сами проведем следствие… Чего ты молчишь? А-а… Думаешь… Может, позвонить позже? Лишних людей у меня нет, сам понимаешь, Юрий Поликарпович, но… Под боком случилось у меня. Мы постараемся провести расследование как можно оперативнее. Не обижайся. Повторяю: под боком у меня произошло. Чего? Следователь? Есть. Бывший ваш, прокуратурский работник. Нет, на другом фронте в прокуратуре служил. Фамилия? Вознесенский. Конечно! Как только закончим следствие, весь материал будет представлен вам на утверждение. До свидания.
Тарасов осторожно опустил на рычаг трубку, пошел к выходу, остановился в раздумье, возвратился назад, к столу, снова поднял трубку.
— Алло! Армейскую контрразведку.
— Полковник Котов слушает! — раздался в трубке низкий грудной бас.
— Здравствуйте! Говорит подполковник Тарасов. У меня беда: застрелился капитан Егоров, начальник фотоотделения. Есть просьба: срочно направить в фотоотделение нашего корпуса начальника фотослужбы армии майора Спасова. С ним поедет дослуживать старшина Игнатьев.
— Не понял. Повторите, подполковник.
— Есть повторить. В корпусное фотоотделение нужно направить майора Спасова. Недельки на три- четыре… Дисциплину подтянуть. С ним поедет старшина Игнатьев. Помощником… Степан Борисович. Нужны документы на него.
— Понял. Все понятно. Пусть приезжает. Сейчас распоряжусь. Как фамилия?
— Игнатьев. Степан Борисович Игнатьев.
2
Камуфлированный «козлик» мчался по проселку к роще. Седой шлейф пыли тянулся за машиной. Погода стояла солнечная, сухая, воздух недвижим, поэтому пыль долго висела над дорогой. «Козлик» уже к роще подъезжал, а седое облако пыли только начало смещаться в сторону, оседать на кусты и придорожный бурьян.
В машине четверо: Тарасов, Вознесенский, фотограф-криминалист лейтенант Ивашкин и рядовой Кузьмин. Все молчали. Случай такой, что не располагал к беседе. Тарасов всем своим видом показывал, что всякие разговоры — кощунство. Убит однополчанин. И где? В ближнем тылу. Под носом у контрразведки.
А в том, что это убийство, а не самоубийство, подполковник Тарасов почти был убежден.
Голос диктора Юрия Левитана заполнил салон:
«От Советского Информбюро. Войска Второго Украинского фронта, продолжая наступление, освободили сто пятьдесят населенных пунктов, в том числе город Брецку, крупные населенные пункты, среди них Гойоса, Дофтяна, Грозешты… В боях за двадцать восьмое августа войска фронта взяли в плен свыше шести тысяч солдат и офицеров.
Войска Третьего Украинского фронта овладели крупным речным портом на Дунае — городом Браилов, а также заняли населенные пункты Костаке Негру, Кисимеля, Индепенденца, Браништя и железнодорожные станции Индепенденца, Щербачешты. Взято в плен более пяти тысяч немецких солдат и офицеров».
— Вот и понесла наша армия свободу порабощенным народам Европы, — сказал Тарасов.
— Дивизиями сдаются, — поддержал подполковника Вознесенский.
— Еще немного и — корпусами, армиями сдаваться будут…
