влагой от низинки — и поезд остановился. Только спрыгнул — Семенюк.
— Александр Степаныч!
— Здравствуй.
Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Семенюк был на новенькой желтой «Ниве».
— Поедем ко мне, Александр Степаныч. Таня комнату приготовила — квартира большая.
Рябиков замялся на секунду, но потом все-таки сказал:
— Ты меня извини, Федор, но у меня свои правила. Отвези-ка меня в гостиницу. И кстати, зови меня по-прежнему, что за церемонии?..
2
Проснулся — показалось, что уже очень поздно: вся комната ярко освещена солнцем, высвечена каждая щель в полу. Вскочил, умылся, оделся, наскоро побрился электробритвой — наверное, Семенюк уже ждет. А взглянул на часы: восемь утра. Походил по комнате с неожиданным праздничным чувством. И откуда только оно появилось? Может, от голубых обоев, которыми оклеены стены? Или от всего этого непритязательного уюта деревянной районной гостиницы? А, вот что еще: глубокая тишина вокруг. Выглянул в окно — все те же черные старые березы, во дворе огромные поленницы дров. Вокруг — огороды. Пахнет зеленью.
Спустился вниз, позавтракал под неторопливый разговор буфетчицы с горничной. Прошло всего двадцать минут. А не пройтись ли по базару — он как раз напротив гостиницы? Заодно взглянуть на стадион — любимое место молодости, здесь в воскресные дни бывало очень хорошо, приходил с друзьями на футбольные матчи районных команд, гуляли в праздничной толпе, говорили, пили пиво.
Ну конечно, сейчас здесь пусто. Но почему же, черт возьми, забор-то почти весь повалился, неужели нельзя подремонтировать? И скамьи сгнили, да так никто и не обращает на них внимания. Нужно Семенюку сказать — депутат, пусть проявит заботу. А вот у синего ларька маленькая толпа, суета, голоса. Ага, пиво. Любители уже нашлись. Александр подошел к ларьку. Пиво отпускали мужчина и женщина, наверное, муж и жена: по коротким репликам, по тому, как они и не глядя видели друг друга, по схожести лиц — с годами совместной жизни всегда переходит что-то от одного к другому — это легко понять.
В толпе были почти одни молодые парни лет по двадцати, двадцати с небольшим, с ними несколько девушек. Они жались в сторонке. Александр пристроился за последним. Жажда не мучила: просто хотелось как-то приобщиться к этим первым встретившимся сегодня оковчанам.
Вдруг в толпе вспыхнула гнусная ругань. Заругались с каким-то волчьим азартом, широко разевая рты, оскаливая зубы, выкатывая бешено глаза.
— Эй, потише! — не выдержал он. — Вы что же, женщин не видите? Да и вообще — что за дикость такая!
Очередь обернулась с хмурым удивлением. Мужчина и женщина, наливавшие пиво, замедлили движения, вопросительно уставились на него, потом мужчина, нарисовав на бледном одутловатом лице снисходительную улыбку, сказал:
— Да, ругаться бы не нужно…
— А ты кто такой, а?.. — воскликнул лихорадочно, как ужаленный, один из парней. — Женщины! Пусть слушают, если стоят.
Но он не произнес ни одного ругательства, и Александр не ответил. Другие парни тоже закричали, повернувшись к нему. Не ответил и им. Тогда кто-то из них двинулся к нему, подняв перед собой смуглые жилистые руки, сжимая кулаки. Но тут из толпы вышел невысокий, длинноволосый, похожий на Махно паренек, и загородил Александра.
— Ты что, человек же прав…
— А, прав! Погоди, попью пива — поговорим!..
Трое из этой своры поджидали его за ларьком, но, угрюмо расступившись, все-таки пропустили, злобно заворчав вслед. Поодаль от них стоял длинноволосый парень. Александр, проходя мимо, спросил у него:
— Они тебя бить не будут?
— Не будут. Свои. Это они так. С перепоя.
— Ну, смотри.
Настроение сильно испортилось. В последнее время появилось что-то слишком много вот таких пьющих молодых парней, как эти — злобно-раздражительных, готовых тут же ринуться в несправедливую драку, если что не по ним. Держатся они стаями, вызывающе, ну, и этот бессмысленный мат. А в то же время парни явно рабочего склада: руки сильные, тела набиты мускулами. Не у пивных ларьков обрели силу. Но много и беспорядочно пьют, начинают жить случайной жизнью, забывают всякие правила человеческого общежития. Ему не однажды приходилось иметь дело с ними, сидит их по тюрьмам немало, и что бы их ни привело туда — начиналось все и всегда с водки.
Его обогнали две девушки, стоявшие у ларька вместе с теми парнями. С любопытством заглянули ему в лицо, а он успел рассмотреть их — приятные, чистые лица, но опытным глазом он уловил в их чертах нечто инертное, безвольно-вялое. Ускорили шаг. Вот одна из кармана джинсов вытащила пачку сигарет. Свернули вправо, сели на скамейку. Когда проходил мимо, они уже дымили, склонив головы друг к другу, сидя тесно и болтая о чем-то своем. Пока еще мода, но скоро станет и привычкой — как привыкли к ругани ребят.
Все-таки не только обретений немало за последние годы. Есть и потери, это совершенно ясно. Кто из их класса, допустим, выругался бы матом при девочках? Нелепо даже думать об этом! Кто стал бы приставать ни с того ни с сего к человеку — любому? Никто! Ни один парень из его класса. И меньше было этой резкости, жесткости, цинизма. Вот на это и нельзя закрывать глаза. И нельзя сваливать все на обеспеченную жизнь молодежи, как это делают иные старики: мол, заелись, с жиру бесятся. Все сложнее. Есть потери. Есть. Не хватает духовной напряженности жизни. Много инерции и вялости.
Что делать? Над этим думают многие. И самое главное — начинают думать сами представители молодого поколения, лучшие из них. Вот в этом надежда.
3
Прошел центральной улицей быстро, лишь бегло глядя по сторонам. Знал: стоит начать всматриваться пристально — и прошлое обступит со всех сторон. А сейчас не до этого. Впереди дело. Спросил у дежурного, есть ли Семенюк.
— Товарищ капитан у себя.
Начал подниматься по крутой узкой лестнице в кабинет начальника. Сколько раз в прошлом взбегал по этой же лестнице на совещания и летучки! Бессчетно. Прислушался к себе. Нет. Тихо внутри. Все в порядке. Что ж, эта жизнь отошла, всему своя череда.
— …Александр Степаныч! Заходи! — Семенюк услышал, широко распахнул дверь в свой маленький кабинет.
У него сидел молодой человек лет двадцати трех, довольно щуплый, с выражением подчеркнутой внимательности и в то же время расположенности к разговору на лице — эта расположенность так и светилась, он не мог ее сдержать, сразу было видно. Семенюк строго сказал:
— Александр Степаныч — начальник следственного отдела областной прокуратуры, когда-то работал у нас в районе.
— Я знаю, — без излишней торопливости встал молодой человек и несколько раз кивнул, но тоже мягко, видимо, не просто подчеркивая свое уважение, но и по какой-то внутренней потребности или привычке. — Мне приходилось много раз слышать…
— …А это, — оборвал его Семенюк, — наш следователь, Дмитрий Потехин. Он и занимается сейчас
