никаких полицейских участков. Если бы не дорога, которая внезапно ухудшилась, мы вообще ничего не заметили бы, потому что надпись на обочине «Вы вступаете в Кению» полускрыта кустарником.
Кения — одна из наиболее интересных стран, которые мы посетили. Повсюду следы глубоких конфликтов между коренными жителями Африки и белыми захватчиками. Мы являемся невольными жертвами этого. Как граждане социалистического государства, мы весьма нежеланные гости англичан. С нашей визой нельзя «гостить» здесь долгое время, приходится благоразумно избегать встреч с властями. Нам слишком хорошо известно, как поставлена информационная служба в английских колониях. Малейший промах — и нас уже не пустят в другие, еще зависящие от Англии страны.
— Хотел бы я знать, сколько нам еще ехать, пока мы найдем место для ночлега.
Рюдигер делает недовольную гримасу; мы приняли за правило ужинать лишь после того, как пристроим мопеды и найдем себе квартиру, а здесь, в густонаселенных районах Восточной Африки, не так-то просто разбить палатку. Вокруг, на этом плодородном, с замечательным климатом нагорье видны лишь поместья крупных английских землевладельцев.
Окруженные колючей проволокой, раскинулись необозримые сочные пастбища, кофейные и чайные плантации, поля пшеницы. Африканцы согнаны на малоплодородные земли или должны работать за минимальную плату на фермах белых.
Из 6,4 миллиона жителей Кении — 140 тысяч индийцев, 30 тысяч арабов и почти 50 тысяч европейцев [37]. Но это европейское меньшинство владеет сейчас 40 тысячами квадратных километров лучшей земли, в то время как африканцы — 120 тысячами наихудшей [38]. Индийцы обособились. Они обеспокоены лишь тем, чтобы сохранить свои позиции в торговле и ремеслах.
— Как ты думаешь, может быть, нам здесь переночевать?
Мы останавливаемся. При свете фар от мопедов читаем на большой круглой доске английскую фамилию и надпись: «Молочная ферма». Мы колеблемся. Этой предосторожности нас научил печальный опыт общения с английскими плантаторами. Мы были радушно приняты в самых роскошных и хорошо обставленных домах, нам отводили комнаты с ваннами и кроватями, покрытыми белоснежным бельем. Но едва только мы сообщали, из какой страны прибыли, едва лишь проявляли интерес к жизни черных батраков и к оплате их труда (вместо того чтобы спросить о марке собственного самолета хозяина и о количестве верховых лошадей, принадлежащих хозяйке), как отношение к нам резко менялось и плантаторы не выражали желания задерживать у себя подобных гостей.
Однако нас уже услыхали, и громадная дворняга с громким лаем рвется с цепи.
— Алло, мистер, поверьте, мы не собираемся ограбить вашу лавку.
В дверях показывается белый человек богатырского роста. Он так пинает ногой собаку, что она с визгом отлетает в сторону.
— Извините, я думал, что в дом хочет войти какой-нибудь черный ублюдок.
Нас приглашают внутрь. Беседа протекает не очень в дружеских тонах. Управляющий фермой — датчанин и принадлежит к радикальной партии белых поселенцев «Объединенная партия Кении». Ее основной принцип предельно ясен: весь африканский материк принадлежит белому меньшинству, и оно любой ценой должно удержать власть в своих руках.
Мы являемся также невольными свидетелями того, как управляющий грубо оскорбляет своих мальчиков-слуг и при малейшей их нерасторопности ругает грязными словами.
Во время нашего пребывания в Кении английские власти чувствовали себя еще относительно уверенно. Но белые поселенцы уже готовились к ожидаемому в ближайшее время переходу власти к африканцам. Они переводили все движимое имущество за границу и превращали свои плантации в пастбища, которые требуют минимального количества наемной рабочей силы, поскольку чернокожие батраки на плантациях все настойчивее добивались повышения заработной платы.
В связи с экстремистскими притязаниями английских колонизаторов в Кении сравнительно давно возникли политические объединения африканцев. Уже в 1921 году была создана «Восточноафриканская ассоциация», которая боролась за освобождение страны и в 1922 году была запрещена англичанами. В том же году образовался «Центральный союз кикуйю», насчитывающий почти 100 тысяч членов [39]. Ее лидером стал Джомо Кеньятта — вождь народа кикуйю. После разгрома крупного восстания кикуйю [40], которое англичане из вполне понятных соображений изобразили как результат заговора тайной организации Мау-Мау, Джомо Кеньятта 8 апреля 1953 года был приговорен к семи годам тюремного заключения и после отбытия наказания — к пожизненной ссылке. Это вызвало движение протеста во всем мире. Кеньятта был освобожден и избран президентом «Национального союза африканцев Кении» (КАНУ) [41].
Во время нашего путешествия по стране мы замечали повсюду симптомы великих грядущих перемен. Правда, англичане старались задержать это движение, сея рознь между отдельными народами, прежде всего между кикуйю и масаи, в результате чего в конце июня 1960 года была образована новая партия — «Демократический союз африканцев Кении» [42]. Но уже немного позже, в 1961 году обе партии объединились, чтобы совместно бороться за независимость родины [43].
Новый рекорд высоты
Дорога равномерно идет в гору. И когда мы после многих часов подъема достигаем наконец плоскогорья, перед нами открывается картина, напоминающая окрестности Дрездена или западную часть Рудных гор: насколько хватает глаз, раскинулись пологие, покрытые лесом холмы. Лишь подъехав ближе, мы убеждаемся, что это не ели и не сосны, а кипарисы и пинии (итальянские сосны). Вокруг покрытые цветами луга и пасущиеся коровы — полная иллюзия, что мы снова на родине.
— Я должен надеть пуловер. Становится просто холодно. — Рюдигеру приходится потерпеть, так как Вольфганг принципиально останавливается только там, где можно что-нибудь съесть или сфотографировать. Быстро находим ровную площадку с красивым видом. Пока растираем затекшие пальцы, переводим в уме обозначенные на щите английские футы в метры.
— Ничего удивительного, что мы мерзнем: здесь, на перевале Тимбуру, мы находимся на высоте почти в 2850 метров, — Рюдигер еще раз проверяет данные по карте.
— Это же абсолютный рекорд высоты для наших мопедов за все время путешествия.
Спешим в Найроби, но сегодня осиливаем всего 156 километров, потому что через полчаса перед нами опять щит. На нем контурная карта Африки, разделенная красной полосой на две части, а под ней простая и скромная надпись «Экватор». Удивленные, мы сходим с мопедов и садимся на траву.
— Это предел моей юношеской мечты о заманчивых далях.
Рюдигер разочарованно качает головой. Мы столько лет мечтали об Африке, готовились к этой великой минуте нашей экспедиции, систематически изучали язык и литературу, экономили, не отступали ни перед какими трудностями — и все это ради окрылявшей нас мечты о таинственном черном континенте. И вот такое разочарование! Не только потому, что мы в течение часа должны мерзнуть в ожидании солнечных лучей для фотографирования, не только потому, что вместо африканцев в набедренных повязках, которых мы ожидали увидеть, мимо нас в большой машине проносятся одетые по-современному африканцы. Во всем виновата корова, которая смотрит на нас со страшно глупым видом, пока мы не прогоняем ее ударами палок и камнями, чтобы она не мешала нам производить съемки.
Когда на обратном пути в Северное полушарие мы вторично пересекли экватор, местность вокруг выглядела более по-африкански: перед стеной банановых и кофейных кустов в небольшом ухоженном саду находился бетонный круг, символизирующий Землю и снабженный соответствующей надписью. Мы тут же пришли к заключению: ничто не может выглядеть внутри этого круга более эффектно, чем один из наших мопедов.
Но пока мы еще не на пути к родине. Пока мы едем дальше на юго-восток, по направлению к Найроби. И после того как мы разочаровались в экваторе, нас уже не удивляет, что на окраине Найроби мы проезжаем мимо растянувшихся на большое расстояние вилл с холеными парками, что поток движения в
