Накануне
(Арсений «Trex» Лайм)
Я спал. Я был свободен.
Мой дух соткал мне сон.
Он с жизнью был несходен,
Но с жизнью сопряжен.
Правильно истолкованный
сон мог стать верным
предостережением…
Какое странное место. Одновременно неприятное и теплое, незнакомое и родное. Как я сюда попал? Вокруг невысокие холмы, одетые в странную желтовато-коричневую траву, которая совершенно не пахнет и похрустывает под ногами.
Может осень? Нет, не похоже. Деревья, выстроившиеся вдоль дороги, как топ-модели на подиуме, демонстрируют зеленые прически.
И дорога то же странная — вроде недавно асфальтированная, но сразу видно, что заброшенная. Она убегает вдаль, теряясь между холмами.
Я вышел из какого-то здания и стою, держась за решетчатые ворота, ржавые, скрипучие, с двумя облупившимися, но легко угадываемыми красными звездами.
Воинская часть? Но что я в ней делаю? Еще несколько лет назад я повесил свой дембельский мундир в шкаф и забыл про него. Надеюсь, навсегда.
Все-таки странное место. Особенно небо, кроваво-фиолетовое. Такое часто рисуют дети, когда хотят показать, что им страшно. Или представляя войну. А еще небо тяжелое. Кажется, еще немного и оно под своей тяжестью проломится гнилым полом и обрушится на землю рваными и острыми обломками.
Тихо. Слишком тихо. Совсем никаких звуков. Даже шепота ветра не слышно. Только надрывно стенающие петли ворот, створки которых я качаю вперед-назад. Но даже этот скрежещущий звук не может разогнать тишину, опустившуюся на это странное место. Воздух плотный, как вата, впитывает без остатка скрежет железных ворот.
А что с моей рукой? Прокрытая въевшейся грязью и струпьями, как после сильного ожога, она крепко сжимает ржавый прут, но она не моя. Слишком большая и страшная. Ногти на пальцах отрасли до состояния когтей, под которыми скопилось что-то ржаво-коричневое. На указательном пальце ноготь неровно, зубчиками обломан.
Боже, я даже в своих длительных геологических командировках в Центральную Азию так не запускал свои руки. А они точно мои. Пальцы двигаются, как только я об этом подумаю, и делают то, что я хочу. Вот они сложились в кукиш. Хотя нет, это больше похоже на фигу, огромную, волосатую, лежавшую рядом с жарко пылавшим костром.
Здание за моей спиной я никогда раньше не видел. Обычная бетонная трехэтажная коробка с остатками старой побелки на стенах. Я его не видел, но знаю все его закоулки и потаенные места. Скрип его разбитых оконных рам звучит как запомнившиеся с детства мелодии колыбельных. Гулкие лестницы, двери, сорванные с петель, скрежет под ногами осколков стекла. Все это слишком знакомо. Но почему?
Это мой дом? Нет, мой дом где-то в другом месте. Там темно и спокойно. Только иногда коготками цокают по трубам пробирающиеся куда-то крысы. И еще там кто-то живет. Опасный, как бритва, быстрый, как молния. Но я его не боюсь. Может быть, мы даже с ним дружим.
Странно, несмотря ни на что, я не ощущаю страха. Хотя понимаю, насколько ужасно место, где я сейчас стою. А зачем я здесь?
Небо, меня позвало небо. Оно все такое же кроваво-фиолетовое, как синяки на лице боксера, оставшиеся после вчерашнего боя. Небо что-то мне хочет сказать, что-то важное, что держит меня возле этих ворот.
Мне всегда нравилось общаться с небом. Именно с небом, а не с богом. Или богами. Бывало, лежишь в казахской степи, как стол, ровной, и, как память, бескрайней, и смотришь в усыпанное блестками звезд ночное небо. Долго смотришь, а оно смотрит на тебя. И постепенно ты растворяешься в этих бездонных глазах, начинаешь ощущать дыхание вечности, стекающее с небес вместе с хрустальным светом далеких звезд. Ты пьешь этот свет, небо пьет блеск твоих глаз. Вселенский восторг единения. Вселенский экстаз.
Молния разорвала небесную плоть, еще раз и еще. Гром кувалдой грохнул в землю, испуганно дрогнувшую под ногами. Его раскаты метнулись, вспарывая ножом мясника загустевшую тишину, и покатились над холмами, напялившими на лысые вершины пурпурные шапки.
Хорошо. Мне уже хорошо. Тяжесть неведения отступает. Будет дождь, нет — ливень, колючий, плотный. Идти сквозь него, все равно, что плыть в море.
Будет отпуск надо съездить на Черное море. Друзья давно зовут, а я все собираюсь. Дела, дела. Они, как бусинки, нанизываются на нить времен, сплетаясь в бесконечное ожерелье.
А ведь у меня здесь тоже есть какое-то дело. Важное. Ах, да, я должен услышать зов неба. Зов Неба. Это настолько важно, что я в нетерпении начинаю переминаться с ноги на ногу.
Откуда у меня такие старые ботинки? Черные шнурки изжеваны, кожа местами облезла и вытерлась до прозрачного состояния. Только пальцы наружу не торчат.
И затертые, рваные на коленях джинсы, переходящие в такую же истрепанную брезентовую куртку, с оторванным по локоть левым рукавом и надетую на голое тело. Я выгляжу, как наш сосед по лестничной площадке дядя Коля, который после двухнедельного запоя возвращается домой, где его ждут толстая и горластая жена и трое детишек с вечно голодными глазами. Грязный, заросший. Оставляющий за собой в подъезде шлейф из запахов мочи, немытого тела и тошнотворного перегара.
Неужели и я пошел по его стопам? Нет, глупости. Я здесь потому, что у меня важное дело. И не важно, как я выгляжу. Главное, это Зов Неба.
Странный звон в голове. Он, как писк комара, зародился где-то далеко, но быстро приближается. Ох, звон ударил резко, наотмашь, и остался в голове, как дребезжащий по утру на тумбочке возле кровати будильник. Старенький «Янтарь» с 24 камнями. Еще в школе я удивлялся, что за камни упрятаны под этим пожелтевшим от старости пластмассовым корпусом.
Какая глупость, я даже улыбнулся. Губы, как резина, послушно растянулись. И в это же мгновение вместе с очередным ударом грома на лицо упала первая холодная капля дождя. Я хотел ее вытереть, но…
Люди. Откуда здесь люди? И зачем они здесь? Внутри плеснулось черной водой раздражение. Они могут мне помешать, прервать столь интимное общение с Небом.
Три фигурки в странных зеленых комбинезонах, с рюкзаками. Туристы что ли? Или грибники. Странно, зачем грибникам оружие? У одного, семенящего впереди группы, на груди висит автомат Калашникова. Еще бы я его не узнал!
Я вышел из-за створки ворот и предостерегающе поднял руку. Они были незваными гостями. Они мне могли помешать. Незваный гость — хуже татарина. Интересно, а кто такой татарин?
Семенящий первым, похоже, меня заметил. Он так резко остановился, что в него врезался второй человек. А потом они кинулись в разные стороны, что-то крича, сдергивая с груди оружие и прячась за
