Она и Бэйли расположились в противоположных концах большой комнаты и некоторое время молчали. Наконец Бэйли заговорил:
— Вам, очевидно, не по душе встреча со мной?
Клариса пожала плечами.
— А кому это может понравиться? Я же не животное, а человек. Но, как видите, перенести встречу я в состоянии. Когда имеешь дело с… с… — она заколебалась, затем, решительно вздернув подбородок, продолжала: — Когда имеешь дело с детьми, ко многому привыкаешь. — Слово “дети” она выговорила нарочито отчетливо.
— Вы, видимо, не очень-то любите свою работу? — осторожно осведомился Бэйли.
— Конечно, нет. Но выращивание детей — важное дело, и кто-то должен делать его.
— А Рикэн Дельмар охотно выполнял эту работу?
— Думаю, нет. Но он никогда не выказывал своего отношения к ней. Он был хорошим солярианином.
— Скажите, Клариса, вам нравился покойный Дельмар? Каким он был человеком?
— Патрон всегда думал о деле, был очень подтянут и сух, не разрешал себе и другим никаких вольностей. С ним все чувствовали себя на официальной ноге.
— А это необычно?
— Да, пожалуй… Конечно, в идеале все должны быть такими. Но это не всегда получается, в особенности при телеконтактах. Словом, он был, повторяю, хорошим солярианином, — сухо ответила она.
— Вы назвали свое дело фермой, и вы упомянули детей. Вы что, занимаетесь здесь воспитанием?
— К нам попадают человеческие эмбрионы со всей планеты.
— То есть как это — эмбрионы?
— Очень просто, ровно через месяц после зачатия. Хотите взглянуть?
— Да, — коротко ответил Бэйли.
На обычно бесстрастном лице Бэйли появилось выражение изумления, когда они подошли к стеклянным дверям огромного помещения, в котором длинными рядами стояли прозрачные баки, наполненные какой-то жидкостью. В этой жидкости плавали крошечные создания, из которых в будущем должны были получиться люди. Температура, влажность воздуха и состав жидкости — все, он был совершенно уверен, — идеально соответствовало наиболее благоприятным условиям, при которых стимулируется рост живых существ.
“Жизнь продолжается и здесь”, — подумал Бэйли, со странным чувством глядя на крошечные существа меньше половины его кулака, с непропорциональными черепами, крошечными ручками и ножками и рудиментарными хвостиками.
— Ну, инспектор, как вам это нравится? — раздался голос Кларисы.
Вместо ответа Бэйли спросил:
— У вас только одно такое учреждение на всей планете?
— Одно, и этого вполне достаточно для того, чтобы поддерживать необходимый прирост населения.
Бэйли взглянул на роботов, толпившихся около бачков с эмбрионами. Они останавливались около каждого, бесшумно и ловко проверяя показатели и добавляя в раствор необходимые вещества.
— Кто оперирует матерей? — неожиданно спросил Бэйли.
— Медики.
— А почему не оперируют роботы?
— Не думаю, чтобы робот смог перенести такой эксперимент без повреждений. Резать человеческое тело — непереносимое переживание для позитронного мозга. Медикам приходится мириться с личным присутствием пациентов и с необходимостью прикасаться к ним.
— Однако роботы, как я вижу, выхаживают эмбрионов. Вы или доктор Дельмар когда-нибудь вмешивалась в их действия?
— Да, иногда приходится. Например, когда развитие зародыша идет ненормально. В таких случаях, когда стоит вопрос о человеческой жизни, роботам доверять нельзя.
Бэйли понимающе кивнул.
— Ага! Вы бойтесь, что робот примет неправильное решение, и в результате погибнет человеческое существо, не так ли?
— Как раз наоборот, имеется опасность того, что робот переоценит человеческую жизнь и сохранит ее тому, кому не следует. — На лице молодой женщины появилось непреклонно-жестокое выражение. — Нам доверено вырастить здоровых, полноценных детей, понимаете, инспектор, полноценных? Даже при самом тщательном генетическом анализе и отборе родителей нет уверенности в том, что комбинации генов окажутся благоприятными для потомства, не говоря уже о возможности мутаций. Мутации, или скачкообразное развитие наследственного признака, — наша главная забота. Хотя и крайне редко, но они бывают, и тогда нам приходится принимать решение.
Клариса замолчала. Бэйли также молчал. Затем она медленно двинулась вдоль коридора, и он последовал за ней.
— Теперь я покажу вам комнаты детей и подростков, — сказала она, — дети и подростки представляют гораздо большую проблему для нас, чем зародыши. В обращении с ними мы можем полагаться на роботов только в ограниченной мере.
— Почему?
— Если бы вы имели дело с роботами, вы бы не спрашивали. Все дело опять-таки в Первом Законе. Не думайте, дети чуть ли не с пеленок отлично разбираются во всем. Я сама видела, как трехлетний малыш держал около дюжины роботов в полной неподвижности только потому, что он лепетал: “Вы сделаете мне больно, вы сделаете мне больно”. Нужно быть крайне совершенным роботом, чтобы понять, что ребенок намеренно лжет. Надо очень умело управлять роботами, чтобы они умели эффективно справляться с детьми и их капризами.
— Ну, а вам приходится общаться с детьми?
— К сожалению, да. — Клариса с отвращением передернула плечами, потом повернулась к Бэйли и неожиданно сказала: — Я уверена, что все ваши поиски закончатся на Гладии Дельмар. Вам придется признать, что она и есть убийца.
— А вот я не уверен в этом, — спокойно ответил детектив.
— Кто же еще, по-вашему, мог быть убийцей?
— Имеются разные варианты, милая Клариса.
— Например?
— Например, вы…
Реакция молодой женщины удивила Бэйли. Она громко расхохоталась. Она смеялась все громче и громче, пока не стала задыхаться от смеха. Наконец она откинулась в кресле и утерла глаза.
— Нет, нет, не подходите ближе, — прошептала она, чуть дыша. — Со мной все в полном порядке.
— Разве мое предположение так уж смешно? — сухо спросил Бэйли.
Клариса попыталась что-то сказать, но снова рассмеялась.
— О, вы, землянин. Да как же я могла бы быть убийцей? — наконец выговорила она.
— Вы достаточно хорошо знали Дельмара… его привычки… вы могли все учесть, все подготовить.
— О, небеса! И вы предполагаете, что я могла бы подойти к нему? Настолько близко, чтобы ударить его по голове? Вы ничего, решительно ничего не понимаете, инспектор.
Бэйли почувствовал, что краснеет.
— А почему вы не могли бы приблизиться к нему, Клариса? — отрывисто спросил он. — У вас ведь есть практика личного общения с человеческими существами, не так ли?
— Да, но только с детьми.
— Одно ведет к другому. Ведь вы же терпите мое присутствие.