Оборотни

— А тебе какое дело?

— Мне снились пони, — сдержанно ответил он.

Еще один из его снов. Дарси вздохнула. Она не хотела слышать, о чем был сон, и поэтому решила рассказать про Пебблса, но не упоминая Марии. Она еще не была готова говорить о том, что между ними произошло, тем более с ним.

Но потом она передумала и спросила:

— Ты видел во сне загон, да? Это туда ты ходил. В твоем сне. Туда?

Иногда — Дарси не понимала почему — он начинал притворяться, будто сделан из камня. Это был как раз тот случай.

— Дарси, я пытаюсь предостеречь тебя. Всех вас. — И вдруг слезы бессилия потекли у него из глаз. — Я говорил ему, я говорил ей, чтобы она ему сказала, но она, наверное, подумала, что сможет позаботиться…

Новая мысль пронзила ее, холодная и острая, как обломок стали. Она вошла в ее мозг и не уходила. Может быть, эта мысль все время там была, и только теперь Дарси почувствовала ее целиком, почувствовала ее холод и начала понимать, что это было.

Она спросила:

— Что поранило Пебблса?

В ответ только звенящая тишина.

— Ты ведь знаешь, Джоэл. Я думаю, ты знаешь.

Дарси увидела, что его начало трясти. Она продолжила — отстраненно, словно наблюдала за тем, что происходит, перевернув телескоп обратной стороной.

— И знаешь, что я еще думаю? Я… я думаю, что с мамой и папой тоже такое случилось. Я теперь знаю, что они никуда не 'уехали', как все говорят.

Она ждала.

Джоэл не пытался ответить. Он пошатнулся, низко наклонился, чуть ли не к самому полу, вцепился в одеяло на кровати и потянул его на себя.

Теперь Дарси опять начала ощущать страх. Ее тело нервно содрогнулось, словно от удара током. Но она постаралась дышать ровно и не поддаваться этому ощущению, а, наоборот, воспользоваться его энергией. Она должна была получить ответ.

— Скажи что-нибудь.

Он уткнулся лицом в подушку, она слышала его глухие всхлипывания. У нее перехватило дыхание, словно кто-то схватил за горло, а потом отпустил. Она хотела прикоснуться к нему, но не смогла. Потому что раньше никогда этого не делала. Не так.

— А что… — начала она, и это была самая трудная часть вопроса, но она должна была его задать, — что это за огонь? Расскажи мне про него, Джоэл. Расскажи мне о папе с мамой.

'Я помогу тебе, помогу, — думала она, — и никогда, никогда больше не спрошу. Если только ты скажешь мне'. И после этого пришел ответ. Сперва медленно, а потом — как лед, который таял себе потихоньку где-то вдалеке и вдруг лавиной устремился к морю. Тогда Дарси не могла сказать, чей это был голос — ее или его. Она сосредоточилась на картинках, которые возникали у нее в голове. На одной был большой старый дом. От взрыва он взлетел высоко в небо, и его обломки падали вниз на песок, образовывая бесформенную груду мусора, и она вспомнила обугленные балки. А перед этим: в доме женщина, она дышит, стоя на коленях перед кухонной плитой. Духовка открыта, мерцают горелки. Картинка идет рябью, покрывается дымкой, превращаясь в мираж, и она думает: мама. А до этого: мужчина умирает на больничной койке, его тело исполосовано чем-то острым, свежие раны, розовые и влажные. И мама плачет, уткнув лицо в кулаки, ее длинные волосы упали вперед, на нее смотрит маленькая девочка, и она думает: папа. А до этого: лицо папы за окном в тот вечер, когда он привел к ней Коппера. Папа улыбается ей с таинственным видом, потом улыбка исчезает, ее сменяет ужас, словно что-то — нечто — надвигается на него из окна. И тогда она оборачивается, поворачивается к своему брату, которого там нет, и думает: Ночной Хищник. А до этого: другое лицо, оно кружится над ними обоими в темноте, когда мамы и папы нет дома. Старое лицо, которое, после того как она засыпала, еще долго продолжало рассказывать истории. Лицо, которое она не впускала в свою комнату с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы запирать дверь и не впускать его, и она снова подумала: Ночной Хищник.

Дарси замерла, ее рука застыла у Джоэла над головой. Ее голос был почти мягким, ее прикосновение могло быть почти жестоким.

За окном начинался прилив. Волна, первая из многих, накатила и ударила о подпорную стенку под домом. Кровать под Дарси подпрыгнула. Рама единственного маленького грязного окна вздрогнула, стекло задребезжало.

Джоэл резко дернулся:

— Нет!

— Тихо, — шепнула Дарси. — Она тебя услышит.

Но конечно, это было не важно. Бабушка бы не рассердилась. Она никогда не сердилась на Джоэла, что бы он ни делал, только баловала его еще больше. Она поджидала его, иногда даже среди ночи, с чашкой успокаивающего теплого бульона и с этими серо-красными таблетками, которые следовало прятать в глубине верхней полки аптечного шкафчика. А если дедушка услышит, он тоже ничего не станет делать. Он оставил Джоэла одного, ему было все равно, пусть парень видит свои сны и становится тем, кем становится. Конечно, было глупо думать, что дедушка… что? Боится его? Конечно глупо. Он всего лишь мальчик. Он ее брат Джоэл.

Она проследила за его взглядом до окна. Вода медленно набегала на берег длинными волнами, волны фосфоресцировали на гребне бледным перламутровым светом. Но Джоэл этого не видел.

Впервые она обратила внимание на подоконник.

На нем были дюжины, сотни вертикальных зазубрин и царапин; эти отметины пришли в движение и стали глубже, когда волнообразная тень Джоэла легла на израненное дерево. Она оглянулась и увидела вокруг брата ореол от света яркой лампы. Эту лампу оставил в свой последний приход домашний учитель, тот, который продержался дольше других.

Джоэл выпрямился. Он постоял секунду, потом повернулся кругом, а потом еще раз, как зверь, который проснулся и обнаружил, что заперт в комнате и ему нечем дышать. Что бы он Ни искал, он этого не видел и даже, возможно, не знал, что это, так как потом он повел себя странно. Действительно странно. Он начал сползать вниз, пока не сел на пол, при этом даже не пошевелившись. Она видела такое только один раз в своей жизни. Это было в тот день, когда бабушка вернулась, как сейчас поняла Дарси, с похорон мамы и папы. Теперь она как будто получила разрешение помнить. Бабушка вошла в дом, прижимая к себе два пакета с овощами и зеленью. Она стояла посреди кухни и точно так же, как Джоэл, осматривала стены, не видя ни их, ни маленькую девочку, которая стояла в дверях. Бабушка не видела Дарси, потому что та ее не интересовала, как не интересовали стены и потолок или стол и стулья. Она поворачивалась то туда, то сюда, но не двигалась с места. А потом на ее лице появилось это выражение и она опустилась на линолеум, пакеты лопнули, покупки посыпались во все стороны. Марионетка, у которой обрезали нитки. Она, вероятно, даже не знала, что Дарси была там.

— Запри дверь на ключ! — велел ей Джоэл. — Быстро!

— Зачем?

— Сделай это, Дарси.

Она осторожно обошла его и, пятясь, приблизилась к двери. Она следила за игрой света на статуэтке в изголовье кровати. Как светятся гипсовые глаза, всегда напряженные, но неспособные увидеть самое важное. Как разрастается тень за капюшоном змеи и та темнеет, увеличивается в размерах и становится все больше и больше похожа на чудовище из ночных кошмаров. Дарси смотрела ей в глаза, пока не почувствовала что-то знакомое. Да, она помнила это ощущение, это желание внезапно наброситься, причинить боль. Что бы с ней было в такие моменты, если бы не дедушка? И присутствовало что-то еще: что-то связанное со змеей, которую она видела на картинке в книжке. Та змея так разозлилась и напугалась, что пыталась проглотить свой собственный хвост…

Глаза приковывали ее взгляд дольше, чем ей хотелось бы. Зоркие глаза змеи не упускали ничего: ни