штифтиком, большой таз, две мыльницы. Пустые бензиновые банки служат Курицыну материалом для изготовления всевозможных предметов обихода, серия которых заканчивается мороженицей. Да, самой настоящей мороженицей, которую ставят в ведро, наполненное льдом, и вращают, чтобы экономить свои силы, при помощи американского сверла — дрели. Эта мороженица и беспредельный запас морского льда позволяют нам объедаться мороженым всех сортов.

Но следует познакомить читателя с нашим зимним бытом более серьезно и систематически. Снаружи наш дом имеет не особенно привлекательный вид: это низкое строение с плоской крышей и всего только с тремя маленькими окнами. И от этой низкой избы, которая отличается от северного лесного зимовья только брезентом, закрывающим ее сверху, да радиомачтой, к морю выдвигается такой же низкий амбар, обтянутый брезентом. Когда входишь в амбар, то видишь справа и слева стены ящиков и тюков — это наше снаряжение и запасы продовольствия, спрятанные сюда от пурги. А в глубине — верстак Перетолчина и рабочее место механиков.

Амбар этот; кроме того, предохраняет входную дверь дома от ветрами снега.

Поэтому во время пурги мы имеем кроме дома еще обширное помещение, где можно свободно двигаться и работать.

Через крепкую и плотно сбитую дверь попадаешь в небольшое помещение, отделенное от главной комнаты занавеской. Вначале занавеска была белая, но теперь копоть от примусов придала ей мрачный оттенок. Точно так же потускнела жесть умывальника, украшающего простенок, — небрежность чисто мужского холостого общежития не соответствовала его чистоте, и умывальник не представляет собой такого выигрышного экспоната, каким был в октябре.

Первая комната — это прихожая, умывальня и кухня с великолепным столом для примусов, обитым жестью и клеенкой. За занавеской — большая жилая комната. По стенам — пять коек наших технических сотрудников. Над каждой висят предметы, любезные сердцу обитателя, — ружья, бинокли, собственноручные рисунки. Но совершенно нет ни женских фотографий, ни головок из иллюстрированных журналов.

Койки — в разной степени беспорядка, в зависимости от аккуратности владельца.

Три раза в день мы собираемся за длинным столом, стоящим посередине комнаты и поглощаем с неизменным аппетитом, несмотря на зимовочную сидячую жизнь, множество продуктов, которые заготавливает для нас завхоз Егоров. За этим же столом днем работают, а вечером я веду занятия по английскому языку, арифметике и русской грамматике. Стол освещен слабенькой висячей лампой, но лучшей мы не могли достать. Для лампы не было стекла, и мы заимствовали пузатое стекло от фонаря «летучая мышь», Стекло от сильного нагревания. уже лопнуло, и сеть трещин пересекается сетью проволок и асбестовых нитей, скрепляющих стекло снаружи.

Недостаток ламповых стекол в Певеке — обычное явление, и притом уже в течение ряда лет. Поэтому певекцы выработали технику превращения в ламповые стекла светлых бутылок, но эти бутылочные стекла живут очень недолго. Курицын внес и свою лепту в это изобретательство: он изготовляет для нас и для других певекцев изящные квадратные призмы — оконные стекла, вставленные в легкую жестяную раму, — которые, к удивлению, не лопаются в течение долгого времени.

От большой комнаты перегородкой отделена маленькая, площадью 7 кв. м, где помещаемся мы с геодезистом Ковтуном. Здесь наши койки, два маленьких складных столика для работы и даже наша «радиостанция»— два приемника. Недостаток площади заставляет нас очень экономить место, и взамен складных кроватей мы сделали койки из брезента, натянутого на брусья на большой высоте. Под ними можно держать неисчислимое количество ящиков.

Комната наша занимает самый опасный угол дома, — юго-восточный, на который обрушивается ветер, падающий с Певекской горы. Нам пришлось обить стену изнутри папкой, но и это не помогло, и в первую же пургу мелкий, как пыль, снег проник сквозь стены, сквозь земляную засыпку, и вдоль стены у нижнего плинтуса намело целые сугробы. Только когда мы покрыли южную стену дома брезентом снаружи, прекратилось это вторжение снега через стены.

Дом наш так тщательно сложен и законопачен, что в безветренные дни, несмотря на морозы, приходилось топить очень мало — полчаса утром и столько же вечером, и до января мы никогда не закрывали трубу. Даже пришлось сделать специальные отдушины в стенах, чтобы улучшить вентиляцию.

В Певеке мы имели возможность наблюдать интересную разновидность пурги — ветер типа фена, падающий с Певекской горы. Гора эта возвышается на полуострове, к которому с юга и востока примыкает обширная равнина. Зимой господствуют юго-восточные ветры, которые спускаются в Чаунскую впадину с Анадырского плато.

Двигаясь по Чаунской равнине с умеренной скоростью, ветер встречает препятствие — Певекскую гору высотой до 600 м; воздух взбирается на нее и затем стекает к северному подножию с большой скоростью. В то время как на равнине пурга обычно имеет скорость не более 15–20 м в секунду, в Певеке ветер достигает 30–35 м в секунду. Кроме того, хотя воздух, спускаясь с горы, должен нагреться на столько же градусов, на сколько он охладился при подъеме, но вследствие образования облаков на вершине горы температура воздуха, спускающегося по подветренному склону, поднимается еще больше. Поэтому ветер типа фена — теплый, и в Певеке иногда температура за сутки во время ветра поднималась на 30 градусов: например, с 35° до 5° мороза.

Казалось, что наступает оттепель.

Интересно следить за развитием ветра «Певека», как иногда его зовут. Сначала над горой появляются сигарообразные облака, так называемые «цеппелины», верный признак того, что воздух перекатывается через гору; очень часто других облаков нет и небо кругом чисто. Затем начинает со значительной быстротой падать барометр и повышаться температура. Через сутки или даже через полсуток появляются первые ощутительные порывы ветра, но селение еще пока защищено от него. Ветер переваливает через низкую седловину, пурга метет восточнее Певека. Вершина горы вся курится — это вздымаются вихри снега.

Снежный поток все расширяется и захватывает один за другим дома селения, а с горы к нам начинают спускаться юркие, быстрые, тонкие снежные смерчи. Бывали дни, когда целый десяток их сбегал одновременно. В это время мы торопимся закончить все дела вне дома: принести дрова, привезти воды с озера, но не всегда это проходит благополучно: ветер похищает крышку от бака с водой и угоняет ее в море, забивает лицо снегом, не дает идти.

Потом пурга захватывает и наш дом, он расположен под защитой главной вершины, и когда к нам подходит пурга, то скорость ее достигает 15–18 м в секунду. Этот момент для нас, сидящих внутри, отмечается двумя звуками: хлопаньем брезента, покрывающего крышу, и лязгом проволочных растяжек, укрепляющих трубу. Хотя на брезент положены бревна и тяжелая цепь и он туго натянут и прибит к стенам, но в течение целых суток, пока длится пурга, он ударяет по крыше размеренно, тяжело и глухо.

Напряжение ветра неравномерно, он то усиливается, то ослабевает, волны воздуха падают с горы подобно волнам моря: то сильные, то слабые. Бывают даже перерывы — вдруг грохот и лязг внезапно стихают, наступает тишина, которую действительно можно назвать «мертвой», потом вдруг, через несколько минут или даже через полчаса начинается снова неистовый грохот. При этом барометр ведет себя также невыдержанно: то подымается, то падает. У меня, например, 10 ноября записано в 2 часа дня падение на 3 мм в течение сорока минут, а за следующие двадцать минут — поднятие на 2 мм. Ветер дует обычно около суток, достигая иногда скорости 35 м. в секунду, но бывают и трехсуточные пурги.

В это время мы сидим дома; печка топится, потому что дом быстро охлаждается. Иногда выглянешь на улицу, чтобы измерить анемометром силу ветра и попробовать, можно ли идти против пурги. Но уже при ветре в 18 м в секунду передвижение доставляет мало удовольствия: лицо сечет снегом, каждый шаг берется с трудом, дышать можно только отвернувшись. Конечно, самая большая неприятность — это снег и холодный воздух, которые забиваются всюду; хотя температура и повысилась, но охлаждение очень велико. Идти все же можно, а ползти — как полагается в приключенческих романах, держась за веревку, — еще рано.

Между домами в Певеке, впрочем, веревок не протянуто. Но жители в пургу не очень любят ходить в гости и сидят дома. Певекская история прошлых лет повествует о людях, которые в пургу не могли проползти от одного дома до другого всего только 50 м; они не могли найти даже вход в дом, а ветер перекидывал их через занесенные сугробами сени.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×