он применит без колебаний.
Сзади появились еще двое. Видимо, проникли в дом через то же вскрытое окно и прошли той же комнатой. Значит, один все время сидел здесь, а остальные караулили снаружи…
Но как они догадались?
— Заваров! Считаю до трех…
Фраза была абсолютно киношной, и произнес ее мужик в штатском, видимо главный в этой команде. Небольшого роста, жилистый, черноволосый, в потертом джинсовом костюме и толстом свитере с высоким воротом. И он сам, и его более молодой напарник были вооружены «макарами», которые держали не слишком-то грамотно. Видать, в реальные боевые ситуации попадать им не доводилось.
— Уголовный розыск! — запоздало представился тот, кто выглядел старшим. — Раз!
Два…
Медленно присев на корточки, Заваров положил оружие на пол и оттолкнул от себя.
— Так! Теперь — руки за голову! Подойди к стене. На колени!
Артур выполнил приказания.
Автоматчик покинул убежище за холодильником, который, случись перестрелка, защитить его все равно бы не смог, осторожно приблизился, ногой придавил заваровский ствол. Пожалуй, из всей троицы именно этот, «форменный», смотрелся наиболее внушительно. И по внешним данным, и по замашкам.
Но как же они догадались, что он придет сюда? Может, это просто опергруппа из местного отделения, которая занимается пресечением краж с садовых участков? Глупости! Они назвали его по фамилии…
— Откуда вы знали, что я сюда приду?
Старший нехорошо ухмыльнулся.
Как только это произошло, Заварова поразила догадка.
Случись это мгновением раньше, и ситуацию еще можно было исправить. Поздно…
Приблизившийся автоматчик саданул Артура подкованным каблуком по виску, потом добавил металлическим прикладом укороченного «калаша».
Заваров потерял сознание, но длилось это недолго. Тем не менее, когда он пришел в себя, руки у него были связаны за спиной, а главный, сунув пистолет за пояс джинсов, звонил по мобильнику:
— Санитар? Взяли мы его, приезжай…
6. Акулов и Волгин.
— Стало быть, ты веришь, что Светлану именно похитили?
— Верю, Серега, верю. Хотя Валентина Максимовна чего-то и не договаривает. Может, и не похитили, а сама с кем-то ушла. Но определенно там была ситуация, при которой она не могла отказаться.
— Приехали.
Волгин до сих пор помнил, как оказался на улице Заповедной впервые. Больше десяти лет прошло с тех пор, а ничего здесь и не изменилось. Если и изменилось, то в худшую сторону. Больше стало брошенных домов, те, что уже тогда были нежилыми, развалились окончательно. Замерли некогда начатые стройки, теперь уже и не разберешь, кто и что именно пытался отстроить. Тихо умирали площадки и опытные производства известных, с громкими названиями, научных учреждений, основные корпуса которых располагались в деловой части города. Подрастающее поколение выбрало Его Величество Героин. Парни, временами воюя с бомжами и алкоголиками за сферы влияния, воровали цветной металл, коего до сих пор можно было насобирать в окрестностях изрядное количество. Девушки, чтобы заработать на дозу, ездили путанить под фонарями на ближайшую к этим полудиким местам оживленную городскую улицу. С высоты птичьего полета — Волгин, правда, мог судить об этом только по карте, улица представляла собой три асфальтированных отрезка, неизвестно кем и когда проложенных посреди леса, соединенных между собой и с более обжитыми местами запутанными грунтовками. Кто-то говорил, что некогда в этих местах располагалась деревня, и отдельные ее элементы, вроде заброшенной молочной фермы, существовали до сих пор.
— Ох, раздербанят мне тачку, — пожаловался Сергей, запирая дверь «ауди».
— Рано еще, все местные спят.
— Рано? Уже четверть девятого! Здешние аборигены уже давно в поте лица делают свой маленький бизнес.
Антон Шмелев, адрес которого Акулов правдами и неправдами выжал из матери Светы, проживал в квартире № 1 двухэтажного дома с облупившимся фасадом и деревянными лестницами. Насколько Волгин разбирался в архитектуре, здание было возведено пленными немцами после Великой Отечественной войны, скорее всего — как временное жилище, барак, и с тех пор ни разу не ремонтировалось. Вход в дом осуществлялся с торца, дверь отсутствовала, так что прямо со двора, отодвинув протертую занавеску, можно было шагнуть в коридор, по обе стороны которого асимметрично располагались комнаты. В самом начале коридора, по левую руку, была устроена большая коммунальная кухня с множеством двухконфорочных газовых плит, ржавых раковин и шкафчиков для посуды. Немолодая женщина в стеганом халате, варившая что-то в помятой кастрюльке, окинула оперативников безразличным взглядом и отвернулась, не ответив на приветствие Волгина.
Он повторил:
— Доброе утро!
Она пожала плечами и продолжала помешивать ложкой в кастрюле. Сергей, знаком предложив Акулову поискать пока нужную комнату, прошел на кухню:
— Мы к Шмелеву приехали. Не знаете, у себя он?
— А где ж ему быть?
— Мало ли, на работу ушел или еще по каким-то делам. Никто у него сейчас не гостит? Должен был еще один наш товарищ заехать…
— Понятия не имею.
Пока Сергей безуспешно пытался разговорить соседку, Акулов вычислил жилище Шмелева и приметил не слишком изящный, но порой довольно эффективный способ добывания информации, выразившийся в поочередном прикладывании уха и глаза к замочной скважине.
— Не боишься, что он тебя, как отец Федор — Остапа Бендера, остро отточенным карандашом ткнет? — спросил Волгин шепотом.
— Не боюсь. Я сперва ладонью прикрылся.
— Ну и как результат?
— Шевелится кто-то. И радио играет. Пошли?
— Пошли. Только ухо сначала вытри. Ты в краске испачкался.
— Сильно?
— Заметно. Если не приглядываться, то похоже, что ты покраснел от стыда.
— Пошел ты…
— Так я и не отказываюсь. Стучи.
Акулов постучал, и почти сразу низкий мужской голос отозвался:
— Да! Незаперто!
В комнате площадью около пятнадцати квадратных метров было не повернуться. Между тяжеловесной старинной мебелью — платяной шкаф, комод без ящиков, этажерка с одной стороны, и диван, письменный стол и кресло с другой, — пролегал узкий проход от двери до подставки с цветочными горшками перед единственным окном. На кресле была свалена одежда, к углу стола прикручена ни маленькие тиски с зажатой металлической деталью, рядом с тисками, на газете, лежали напильники и молоток; еще одна газета была постелена на полу, очевидно, для сбора опилок. Тихо бормотал динамик, подсоединенный к старенькой автомагнитоле с линейной шкалой и отломанными ручками настройки.
На диване, выпрямив правую ногу, сидел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в застиранной тельняшке и «тренировочных» штанах из синего трикотажа. В углу рта у мужчины была зажата сигарета без фильтра, левой рукой он держал консервную банку, используемую вместо пепельницы.
— Антон Иванович?
— А вы кто будете?
— Мы будем из милиции.
