– Я вообще не курю.
– Тогда договорились. Подождите, я сейчас вас отведу.
Девушка вытащила из сундука дерюжину, подушку, тонкое одеяльце и всё это вручила Саше.
– Идите за мной.
Они вышли из избы, повернули на задний двор, миновали коровник. На отшибе стояла баня и сарай.
Девушка шла первой, Саша – сзади и невольно любовался фигурой Олеси.
Хозяйка распахнула широкую дверь. Одна половина сарая была пуста, в другой находилось сено.
– Здесь и располагайтесь.
– Спасибо, – Саша разостлал на сене дерюжку, бросил на неё подушку и одеяльце.
В сарае одуряюще пахло разнотравьем.
– Как вас звать-то?
– Ой, извините – забыл представиться. Александр, тридцать шесть лет, москвич.
– У-у-у! Старый уже! – рассмеялась девушка.
Александр чуть не поперхнулся. Это он-то в свои тридцать шесть – старый?! А с другой стороны – он ведь её в два раза старше. И вообще – всё относительно. Перед самым призывом в армию ему тридцатилетние казались почти дедами.
– Отдыхайте сегодня, Александр, завтра за дровами пойдём.
– Слушаюсь, хозяйка! – Александр шутливо поклонился.
Олеся ушла. Саня же улёгся на дерюжку и закинул руки за голову – так легче думалось. Во-первых, надо придумать легенду – кто он и как сюда попал. Во-вторых, что Олесе сказать соседям, если они поинтересуются её постояльцем?
Если беженец и идёт из Бреста, от родни – то почему бы ему не вернуться к ним? Не пойдёт. Тогда – версия о разбомблённом поезде. Правдоподобно, по крайней мере – для Олеси. Она пока вопросов не задавала, но спросит обязательно, женщины – народ любопытный.
А вот соседи? Чужой человек в деревне заметен сразу, это не Москва или Питер, где жильцы подъезда не всегда знают соседей. Если сказать, что родственник, то почему живёт на сеновале, а не в избе?
Александр перебирал один вариант за другим, пока не остановился на дезертире… Уклонился, мол, от призыва в Красную Армию, не хочет служить ни Сталину, ни Гитлеру. Вот и подался к дальней родне в глухомань, от любых властей подальше. Учитывая, что в Западной Белоруссии, не так давно присоединённой к СССР после известного договора Молотова – Риббентропа, жители ещё не очень верили Советам, это могло пройти.
До самого вечера Александр обдумывал свою легенду, поведение и будущую деятельность. Не такой он представлял себе войну – в отрыве от своих, без боевого задания, и самое паршивое – без поддержки и сроков возвращения.
Но и преимущество у него, в отличие от пехотинца или танкиста, было. Его этому учили! Для рядового любой армии попасть в окружение – стресс, ситуация нештатная, из которой нужно выбираться. А для диверсанта – норма.
Одно уязвимое место, правда, в его плане есть – Богдановка. Спецназ ГРУ – это разведка тактическая, армейская. Забраться в ближний тыл, километров за сто-триста, навредить посильнее и уносить ноги.
Это первое управление КГБ, переросшее затем во Внешнюю разведку, занимавшееся разведкой стратегической с агентами под прикрытием – теми же дипломатами, журналистами, торговыми представителями. И агенты-нелегалы тоже у них – вроде небезызвестной Анны Чапман. Скрупулезная работа, подготовка годами ведётся, и работать нелегалу приходится в чужой стране десятилетия, а то и всю жизнь. Изучать страну внедрения надо тщательно, знать все мелочи, на которые в обыденной жизни внимания не обращают, а внимательный взгляд меж тем сразу заметит: ботинки не так зашнурованы, сигарету не так затушил, швейцару чаевых много дал, машину припарковал не как, скажем, француз.
В каждой стране свои особенности. Если итальянец, то почему пасту не любишь? А парень, может, и слово-то это впервые услышал в разведшколе – вырос на картошке. Откуда ему знать, что паста бывает с сыром разных сортов и с прочими приправами? Нет, стратегическая разведка – иной уровень, своего рода высший пилотаж при максимальном самоотречении и самопожертвовании. И построена она фактически на патриотизме, поскольку оплачивается не по результату. Кто припомнит хоть одного разведчика, ставшего олигархом? И славы там не заработаешь. Только единицы из них становятся известными, да и то после громких провалов. Спецназ же – другое: своего рода боевики, кулак, бьющий в уязвимое место врага. Ударил – отошёл. В положении же Александра отходить некуда. Родни нет, документов нет. Для немцев он однозначно враг, для своих – неизвестно кто, человек ниоткуда. Ни одну серьёзную проверку среди своих в НКВД он не выдержит. Такого лучше в лагерь определить или расстрелять.
Потому по мере размышления его убеждение остаться в немецком тылу только окрепло. Но вот проблема – где развернуть свою деятельность? Ведь даже волк не режет овец вблизи своего логова. Так и ему надо вести боевые действия вдали от Богдановки.
И опять вставала масса вопросов: где хранить оружие, взрывчатку – не на сеновале же? В том, что он быстро обзаведётся необходимым, Саша просто не сомневался. Ведь что такое «спецназ»? Профессиональные убийцы! Точно так же в других странах. Война и разведка с диверсиями не делается в белых перчатках. Это – тяжёлый, грязный, кровавый труд.
Долго вертелся на дерюжке Александр, думы тяжкие в голову лезли. Начать с того, как он здесь оказался. Почему именно он? Или это связано со взрывом в аэропорту? Жив ли Антон, или не успел дойти к месту взрыва? Эх, подойди он немного попозже – ну хоть на минуточку, сейчас бы уже сидели с Антоном за столом, в однокомнатной Сашиной квартирке, что в проезде Соломенной сторожки, вспоминали молодость.
Всё-таки сон сморил. Саша всегда следовал золотому армейскому правилу: солдат спит – служба идёт, ведь неизвестно, когда ещё удастся поспать вдосталь.
Утром он проснулся от незнакомых звуков, пытаясь понять, что это. Как оказалось – Олеся доила корову, и тугие струи молока били в подойник.
Всё-таки Саша до мозга костей горожанин. Научили его в спецназе многому: ходить бесшумно по лесу, маскироваться, сливаясь с местностью, выживать, питаясь съедобными растениями да разными жучками- червячками. Но живую корову он видел только издалека, из окна машины, а как доят – не видел никогда.
Встал быстро, сложил в узел подушку и одеяло. Выскочил во двор, по-быстрому сделал физзарядку, обмылся у колодца. Водичка чистая, вкусная, но ледяная – аж зубы ломит.
Из коровника Олеся вышла с полным подойником молока.
– Доброе утро, Олеся!
– Доброе, Саша! Идите в избу, завтракать пора.
Они поели вчерашней варёной картошки, попили парного молока с домашним караваем.
– Вот что, Олеся. Если в деревне кто спросит про меня, говори – дальний родственник, от призыва в Красную Армию скрывался. А теперь – и от немцев. И называй меня на «ты» – родственник всё-таки, если ты, конечно, согласна.
– Хорошо. Теперь – в лес. На сеновале верёвки на стене висят, возьми.
Саша сходил, снял со стены сеновала связку коротких верёвок, поискал глазами топор – не нашёл. Странно: идти в лес за дровами – и без топора и пилы, Однако Олеся лучше знает – она местная. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. Его дело – хозяйке с дровами на зиму помочь. Впрочем, печь топится и летом, готовить-то надо на печи… А газа в деревне отродясь не было. К тому же вылазка в лес ему полезна – подходы к деревне запомнить надо, на местности сориентироваться. Карты, даже самой захудалой ведь нет, и придётся всё запоминать.
Далеко идти не пришлось, лес был рядом.
Олеся и Саша собирали валежник. Потом они увязали его в две вязанки, причём для себя Саша связал прямо-таки огромную, едва поднял.
– Смотри не надорвись, беженец, – пошутила Олеся, – лечить я не умею.
Однако Саша отмолчался и продолжал тащить вязанку. «Лучше бы пилу взять, – подумал Саша, – валежник нести неудобно – широкий, цепляется за кусты, а в печи прогорит быстро. Не то – попиленные
