– Больше нет, – устало сказал Бестер. – А у вас? У вас нет семьи?
– У меня была очень большая семья, – сказала Луиза. – Три брата и три сестры. Я была средним ребенком.
– Где же эта ваша большая семья?
– Ну, сейчас она не такая большая. Отец скончался от сердечного приступа шесть лет назад. Мой младший брат, Пьер, был на 'Виктори', когда ее взорвали дракхи. Жан и Франсуа эмигрировали на колонию Бета очень давно. Мама снова вышла замуж и живет в Мельбурне; мы общаемся по телефону, но уже два года, как я ее не видела. Одна из моих сестер, Анна, сражалась на стороне Шеридана против Кларка, а моя старшая сестра служила у Кларка в личной охране. Они с тех пор не разговаривали, а после попытки помирить их и я с ними обеими больше не общалась.
– Остается еще сестра.
– Ах. Я отбила у нее парня и вышла за него замуж.
– Ого.
– Да. Я сохраняю надежду, что она простит меня – надо думать, она теперь понимает, что я оказала ей услугу. Но упрашивать я не стану.
– Жаль все это слышать.
– Не жалейте. Я все еще люблю их, и я думаю, что все они еще любят меня. Семью никогда по- настоящему не теряешь – просто расходишься с ними по месту и времени. Но я усвоила также, что на них не приходится рассчитывать. Некоторые люди из больших семей никогда не научатся быть независимыми. Я научилась, и я рада. Опора может и подвести.
– А теперь вы выглядите грустной.
– Грустной, да. Подавленной – нет. А вы увернулись от моего вопроса, как я полагаю. О вашей семье.
– У меня тоже была большая семья, – сказал Бестер, и, к своему удивлению, понял, что это не совсем ложь. – У меня был брат – Бретт. Мы всегда соперничали, мне кажется, всегда пытались превзойти друг друга. Каким-то образом, думаю, он был мне ближе всех моих родственников, – он посмотрел на облака в небе за окном. Он как будто видел в них лица – Милла, Азмун и, да, Бретт. Ребята из его класса, те, с кем он вырос. Кем же они были, если не родственниками?
– Бретт умер много лет назад. Мне все еще недостает его, иногда это ощущается так, как будто он глядит мне через плечо. Наши родители… – 'Корпус-мать, Корпус-отец' – …наши родители были строги, но справедливы. Прекрасная старая школа.
Он улыбнулся, но воспоминания вспыхнула перед его внутренним взором настолько живо, что на мгновение он перестал видеть Луизу, или облака, или еще что-либо. Мгновение он видел огонь и дым, цитадель мятежников на Марсе почти полстолетия назад.
Лидер мятежных телепатов умирал у его ног. Человек, который утверждал, что приютил Бестера ребенком, что знал его настоящих родителей. Меттью и Фиону Декстер, предводителей подполья – до их гибели в 2189 году, когда родился он.
Он застрелил негодяя за эти слова, да так, что пальцы, державшие оружие, сжались навсегда – отнялись, умерли…
– Клод? Что это? Что случилось?
Он моргнул. Луиза наблюдала за ним с беспокойством в лице.
– Ничего. Я… просто воспоминания.
– Ничего себе воспоминания. Вы уверены, что в вами все в порядке?
– Я… да. Не беспокойтесь обо мне. Просто продолжайте работу.
– Не могу. Я не вижу то, чего хочу, – то, что я хотела уловить в вас. Думаю, что у вас сейчас лицо – хуже некуда.
– Простите, что разочаровал вас.
– Я разочарована в себе, не в вас. Но я найду это в конечном счете.
– Можно посмотреть на картину?
– Нет, пока она не закончена. Старая традиция. Думаю, мы закончим в несколько дней.
– Теперь разочарован я, – брякнул он и тотчас же пожалел об этом.
Она не ответила, однако он полагал, что ощутил в ее сознании смущение. Воздух, казалось, пляшет, и как-то нехорошо.
Ему становилось хуже. Он должен увидеть Джема.
– Не уверен, что мы можем сделать это, – объяснил Джем.
– Почему?
– Они обзавелись всем на свете и превратились в крепость. Никто не обойдет детекторы движения, запаха и звука на входе. Сигнал тревоги посылается в охранную компанию и копам. Время прибытия – всего шесть минут после получения сигнала, а может и еще быстрее.
Вся система управляется компьютером, так что ее никак нельзя одурачить. У нее нет проводов, она оснащена собственным источником электропитания, перерезать провода невозможно. Плюс там есть живые охранники. Даже если мы проделаем работу достаточно ловко, система зафиксирует нас – проклятая штука набита камерами и датчиками, да многие из них наверняка еще и замаскированы.
– Думаю, я смогу решить эту проблему, – сказал Бестер.
– Как?
– С помощью вот этого, – он вынул маленький черный чип размером со спичечный коробок.
– Что это?
Бестер повертел вещицу между пальцами. Это была одна из тех штук, что провели его на Землю через непреодолимую охрану и карантин. Один из элементов технологий Теней, который Пси-Корпус сумел воссоздать и использовать.
– Ты когда-нибудь читал Декарта?
– У, нет.
– Тебе нужно расширять кругозор, Джем. Это пошло бы тебе на пользу. Он сказал: 'Я мыслю, следовательно – существую'.
– Ага, я это слыхал.
– И понимаешь?
– Вроде да.
– Это часть более пространного утверждения, сделанного Декартом. Я знаю, что я существую, но как я могу знать, что существует кто-либо или что-либо еще? Могу ли я действительно доверять информации, которую получаю от моих органов чувств? Может быть, нет. Все это может быть иллюзией или обманом. Я мог вообразить все это.
– Знакомое чувство, – сказал Джем. – Что это может сделать с охранной системой?
– А вот что. У здания – искусственный интеллект, который обрабатывает информацию, поставляемую его сенсорами, определяет, что они видят, слышат, чуют и прочие данные такого рода. Это устройство… – он поднял черный чип, – …может проникнуть в систему с искусственным интеллектом и навязать ей свою собственную логику. В результате оно сделает искусственный интеллект неспособным действовать в соответствии с получаемыми данными – потому что компьютер не станет им верить.
– Вы собираетесь скрутить мозги компьютеру.
– Вот именно.
– Я слыхал о подобных штучках. Обычно они не срабатывают – компьютер распознает их как вирус или что-то такое.
– Это – не вирус. Я могу обмануть искусственный интеллект, который не распознает, что опутан внешним воздействием. Внутренняя тревога будет отключена, и наружу будет как и раньше поступать сигнал 'все в порядке'.
– Кажется, я положусь на ваше слово.
Бестер усмехнулся.
– Как и во многом другом, Джем, у тебя нет выбора.
Улица была достаточно безмолвна для двух часов утра, но Париж никогда по-настоящему не унимался. В отдалении трубили гудки автомобилей, раздавались голоса – протестующие, сердитые и
