Пока они говорили, Кол чувствовал, что Билли все больше и больше ему доверяет. Кол привел его обратно на отделение, показал ему его комнату и снова представил его руководителю, а также другим сотрудникам отделения.
– Норма, это Билли, – сказал Кол. – Он у нас новенький. Нужно, чтобы кто-нибудь показал ему наш ПИТ.
– Конечно, доктор Кол.
Но, приведя его обратно в комнату, Норма внимательно посмотрела на него:
– Билли, ты уже знаком с нашим помещением и не заблудишься, поэтому нам не нужно опять ходить по отделению.
– Что такое ПИТ?
Она подвела его к входной двери отделения и показала на табличку:
– Прием и интенсивная терапия. Коротко – ПИТ.
С этими словами она повернулась и ушла. Билли подумал, что он такого сделал, что она была с ним так резка, но, как ни старался, не мог понять.
Когда Билли узнал, что этим вечером к нему придут сестра и мать, его охватило беспокойство. На суде он видел Кэти, свою четырнадцатилетнюю сестру, превратившуюся в привлекательную молодую женщину. Как только он оправился от шока, ему стало очень уютно рядом с ней. Но матери на суде не было – он сам настоял на этом. Хотя Кэти уверяла, что мать часто посещала его в клинике Хардинга, а до этого в Ливанской тюрьме, Билли ничего не помнил.
Последний раз он видел маму, когда ему было шестнадцать, после этого его все время заставляли спать. Перед глазами стоял образ из более раннего времени: красивое окровавленное лицо и большой клок вырванных волос… Вот такую мать он запомнил с четырнадцатилетнего возраста.
Когда женщины пришли на свидание, Билли поразили перемены в облике матери: ее лицо покрыли морщины, волосы, завитые тугими темными кольцами, выглядели как парик. Лишь голубые глаза и полные губы не потеряли привлекательности.
Мать и Кэти вспоминали прошлое, причем каждая старалась превзойти другую в припоминании таких моментов из детства Билли, которые тогда были непонятны им, но теперь легко объяснялись появлением какой-то иной личности Билли.
– Я всегда знала, что вас было двое, – сказала его мать. – И всегда говорила, что был мой Билли и тот, другой. Я пыталась сказать, что тебе нужна помощь, но меня никто не слушал. Я говорила докторам и говорила тому адвокату, который устроил так, что за признание меньшей вины тебя отправили в Ливанскую тюрьму. Никто меня не слушал.
Кэти посмотрела на мать:
– Но кто-нибудь прислушался бы к тебе, если бы ты рассказала им о Челмере.
– Я не знала, – сказала Дороти Мур. – Бог свидетель, если бы я знала, что он делал с Билли, я бы вырвала у него сердце. Я не отняла бы у тебя тот нож, Билли.
Билли нахмурился:
– Какой нож?
– Помню, как будто это было вчера, – сказала его мать, разглаживая юбку на своих длинных загорелых ногах. – Тебе было около четырнадцати. Я нашла кухонный нож под твоей подушкой и спросила, почему он там лежит. Знаешь, что ты мне ответил? Наверно, это ответил тот, другой: «Мадам, я думаю, ваш муж будет мертв к утру». Это были твои слова, Бог свидетель.
– Как поживает Челла? – спросил Билли, чтобы сменить тему.
Мать опустила глаза.
– Что-то не так? – сказал Билли.
– С ней все хорошо, – ответила мать.
– Я чувствую, что что-то случилось.
– Челла беременна, – сказала Кэти. – Она ушла от мужа и возвращается в Огайо. Поживет с мамой, пока не родится ребенок.
Билли провел рукой по глазам, словно отгоняя дым или туман.
– Я знал – что-то не так. Почувствовал.
Мать кивнула:
– Ты всегда чувствовал. Как это называется?
– Экстрасенсорное восприятие, – сказала Кэти.
– И ты тоже, – сказала мать. – Между вами двумя всегда была какая-то связь. Каждый из вас знал, о чем думает другой. Признаюсь, у меня мурашки бегали по коже.
Они пробыли целый час, и когда ушли, Билли лег на кровать и долго смотрел в окно на городские огни Афин, мерцавшие в зимней темноте, за черными ветвями деревьев.
3
В следующие дни Билли гулял вокруг клиники, читал, смотрел телевизор и принимал сеансы терапии. Газеты Коламбуса не переставая печатали о нем материалы. Журнал «Пипл» опубликовал большую статью о жизни Билли, его фотография появилась на обложке «Коламбус мансли». Телефонные звонки не прекращались, в том числе звонки от людей, читавших о нем или видевших его картины и желающих купить рисунки.
С разрешения доктора Кола Билли получил необходимые принадлежности, поставил в комнате мольберт и нарисовал десятки портретов, натюрмортов и пейзажей.
Билли рассказал доктору Колу, что многие говорили с Джуди и Гэри о правах на написание истории его жизни, были и такие, кто хотел, чтобы он появился на телевидении в программах «Шоу Фила Донахью» и «60 минут».
– Билли, ты хочешь, чтобы кто-нибудь написал о тебе? – спросил Кол.
– Думаю, что мог бы использовать полученные деньги. Когда я поправлюсь и войду в общество, мне нужно будет на что-то жить. Кто мне даст работу?
– Если забыть о деньгах – как ты будешь себя чувствовать, когда весь мир прочтет про твою жизнь?
Билли нахмурился:
– Я думаю, люди должны знать. Это поможет им понять, к чему может привести насилие над ребенком.
– Ну, если ты действительно хочешь, чтобы кто-то написал твою историю, можно встретиться с писателем, которого я знаю и которому доверяю. Он преподает здесь, в Афинах, в Университете Огайо. По одной из его книг был снят фильм. Я сказал об этом, чтобы ты мог взвесить все возможности.
– Вы думаете, что настоящий писатель захочет написать обо мне книгу?
– Ничего плохого не случится, если ты встретишься с ним и узнаешь, что он думает.
– О’кей, это хорошая мысль. Я согласен.
Вечером Билли попытался вообразить, о чем они будут разговаривать с писателем. Он представил, как выглядит этот человек. Наверно, одет в твидовый пиджак и курит трубку, как Артур. Писатель должен обязательно жить в Нью-Йорке или в Беверли-Хиллз. Почему доктор Кол рекомендовал именно его? Надо быть осторожным. Гэри говорил, книга может принести много денег. И еще кино – интересно, кто будет исполнять главную роль?
Всю ночь Билли ворочался в постели, взволнованный и напуганный мыслью о предстоящем разговоре с настоящим писателем, по чьей книге даже снят фильм. Когда он наконец уснул на рассвете,
