эфирограф вывел три слова корявым, неразборчивым почерком: «Я вижу тебя».
– Это ты, Бенджамин! Входи! – Мать шире распахнула дверь и заключила Бена в объятия. Бен впервые заметил морщины, избороздившие ее лицо, седые пряди в каштановых, с легкой рыжинкой волосах. – Как давно ты к нам не заходил, сынок, – сказала она.
– Прости, мама. Я был… я был так сильно занят.
– Да-да, я слышала, – ответила она. – Вы тут с Джеймсом наделали шуму. В прошлое воскресенье читали проповедь, и тебя в ней осуждали. Если бы ты ходил по воскресеньям в церковь, то своими ушами слышал бы, что о тебе говорят.
Бен высвободился из материнских объятий и обвел взглядом комнату. Все здесь было такое знакомое, такое родное, что у Бена слезы навернулись на глаза.
– Бен, что-то стряслось? – спросила мать. Он замотал головой:
– Мне нужно поговорить с отцом. Он дома?
– Нет, – тихо ответила мать.
Бену показалось, что он услышал нотки разочарования в ее голосе. Бен любил свою мать, но у него все как-то недоставало времени поговорить с ней по душам. Он мечтал, что придет день, и он все исправит, и все будет хорошо. Он верил, что такой день настанет.
– Отец уехал в Чарльз-Таун по делам. Может, к ночи вернется, а не удастся, так завтра утром.
– А-а, – неопределенно протянул Бен.
– Ты опять с Джеймсом поссорился? – осторожно спросила мать.
– Что? – рассеянно переспросил Бен. – Нет, вовсе нет. Мы не ссоримся теперь, мы хорошо поладили с тех самых пор, как начали печатать газету.
– Оно и понятно. Вам приходится стоять спина к спине, коли весь город против вас ополчился. – Мать широко улыбнулась. – Но это не страшно. Мне куда милее видеть, как мои сыновья воюют с целым светом, нежели друг с другом. Отец от ваших ссор сильно страдает. – Она помолчала. – Ему также больно оттого, что ты совсем не ходишь в церковь. Он думает, что ты забыл все, чему он тебя учил.
Бен покачал головой.
– Я ничего не забыл. Именно поэтому я сегодня и пришел к нему. Он говорил, что, если меня одолеют сомнения, я должен прийти и посоветоваться с ним. – Губы у Бена задрожали, но ему не хотелось плакать перед матерью.
Она сама неожиданно обняла Бена, принялась покачивать его, как в колыбели, гладить по голове натруженной рукой.
– Отец завтра вернется, – ласково приговаривала она, – и что бы там ни случилось, он тебя выручит.
На какое-то мгновение Бен ей поверил, на это краткое мгновение материнское тепло согрело душу и принесло покой.
Часом позже, прохаживаясь взад-вперед по Длинному причалу, Бен растерял веру в материнские слова. Он рассчитывал на помощь отца, но сейчас понял, что в таком странном деле обычный человек помочь не в силах. Отец мало смыслит в науке и еще меньше в колдовстве, с которым Бену пришлось столкнуться. Все, что отец посоветует, будет убедительно, здраво и основательно, но совершенно бесполезно.
И Бену уже стало казаться, что в мире не осталось места здравому смыслу. Может быть, и сам сэр Исаак Ньютон умер давным-давно, и остался от него лишь прах.
Бен решил возвращаться и развернулся лицом к городу, и в этот момент порыв соленого ветра неожиданно ударил ему в спину Словно ветер хотел привлечь его внимание к сидевшей на берегу девушке. Ей было не более шестнадцати лет, она качала ребенка и напевала. Песенка звучала печально, даже жалобно. Голос девушки то поднимался, то опускался в такт бившимся о причал волнам. Простые слова песенки наводили грусть, хотя это была колыбельная песня:
Баю-баю, мой сынок,
Спи, мой резвый стригунок.
Далеко сын ускакал,
Не сыскать следов у скал.
Баю-баюшки сынка,
Спи, вода так глубока,
Конь – огонь, узда крепка,
Не найдут мово сынка.
Бен прибавил шагу. Он и сам не знал, от чего бежит. Впервые крыши Бостона манили его к себе, тянули от неверных морских волн к приветливой и надежной земле.
Бен обошел город от перешейка до мельничного пруда, прежде чем вернуться домой. К вечеру ему стало немного легче, он даже готов был перенести ярость Джеймса по поводу долгого отсутствия. Он расскажет брату – пришло время – о наводящих ужас чудесах, сопровождающих его. Они с Джоном действительно зашли слишком далеко. Они еще мальчишки, а возомнили себя взрослыми мужчинами, хуже того – выдающимися мужами науки. Джеймс может, конечно, и не знать, как из всего этого выпутаться, но у него есть друзья в Англии. Если уж так случилось, что они с Джоном оказали неоценимую услугу Франции, то в Лондоне можно замолвить словечко нужному человеку. Может статься, если повезет, их с Джоном не обвинят в измене.
А что касается этого таинственного дьявольского глаза, Бену даже думать о нем сейчас не хотелось.
