где-то совершалось неправильное действие. В самой основе она не верила Креси, но было что-то еще.
– Креси, откуда тебе все это известно? Это все тебе «Корай» открыл?
Креси засмеялась, но это был не смех, а какой-то клекот глубоко в груди, и ее голос ослаб до шепота, а ресницы задрожали мелко-мелко.
– Нет, моя дорогая. Я знаю все это, потому что я одна из них. Одна из
Адриана проснулась, голова ее покоилась на руках, лежащих на раскрытых книгах. Она никак не могла сообразить, где находится, и все пыталась вспомнить, что же заставило ее проснуться. Не успела она поднять голову, как взгляд ее тут же уткнулся в диаграмму, которую она изучала перед тем, как уснуть. Она видела серафима, четыре из его шести крыл были обернуты вокруг тела, а два широко раскрыты. Все крылья были усеяны глазами, глаза были также и на ладонях, на каждом пальце рук. Она вспомнила, когда она задремала, ей приснился сон, будто ее рука подмигивает ей.
За ее спиной кто-то вежливо кашлянул.
Это был Френсис Лоррейнский, он пристально смотрел на нее, и лицо его выражало удивление и чуть заметное беспокойство.
– Простите меня, мадемуазель, но Эркюль не должен был обременять вас столь тяжелым поручением.
– Ах нет, что вы, ваша светлость, – произнесла Адриана, протирая заспанные глаза. – Поручение вовсе не обременительное. Я надеюсь, мой выбор книг покажется вам вполне удовлетворительным.
– Будь моя воля, я бы все эти книги взял с собой, – с сожалением произнес Френсис. – Но должен признаться, что вы отобрали самые лучшие, будто мои мысли прочитали. Но почему вы спите здесь, когда для вас приготовлена удобная постель?
– Я читала, – призналась Адриана. – Будьте ко мне снисходительны, я так давно не видела книг.
– И какие книги! Я их ценю больше всех остальных.
– И я тоже, – сказала Адриана, широко улыбаясь.
– Правда? Как приятно это слышать. – Он на мгновение смутился, но это было так естественно для мальчика четырнадцати лет. – Простите, мадемуазель, не согласитесь ли вы во время нашего путешествия иногда ехать со мной рядом? Мне бы очень хотелось поговорить обо всем, что написано в этих книгах, поговорить с человеком сведущим.
Адриана встрепенулась:
– С превеликим удовольствием, монсеньор. Хотя я должна буду присматривать и за моим сыном, и моей больной подругой.
– Да, конечно, – поспешно ответил мальчик и покраснел. – Я имел в виду, если вам моя компания не обременительна и если это доставит вам удовольствие.
– Я уверена в этом, – сказала Адриана, вставая из-за стола и делая реверанс. Она прекрасно понимала, какой обзор открывается перед Френсисом в глубоком вырезе ее лифа.
Ничего плохого не будет в том ни для нее, ни для Креси, если юный герцог воспылает к ней любовью. Она протянула ему руку, на которую он на мгновение растерянно уставился, а потом склонился и поцеловал.
– Спокойной ночи, ваша светлость, – сказала Адриана.
– Спокойной ночи, мадемуазель. Я бы на вашем месте предпочел хорошо выспаться, может так случиться, что это последняя ночь, когда вы спите в постели.
– Мы что, скоро выезжаем?
– Боюсь, что уже завтра пополудни.
– О! Но Креси…
– Ей предоставят карету, и доктор будет регулярно ее навещать. Боюсь, большего для нее нельзя сделать.
Адриана снова сделала реверанс.
– О большем я и просить не смею, – сказала она.
Утро для Адрианы оказалось бесконечно длинным и хлопотным, и у них с Креси не было возможности поговорить, а вопросы, вызванные признанием Креси, роем кружились в голове и не давали покоя. Подготовка к отъезду, которая шла в течение нескольких последних дней, достигла своего апогея, и весь дом был объят бурлящим хаосом, – нельзя было найти ни одной комнаты, ни одного укромного уголка, чтобы уединиться и договорить недоговоренное.
Как и обещал Френсис, в полдень они были уже в пути: над головой удивительное небо – свод бирюзового цвета с редкими облачками и золотым диском солнца. Несмотря на все тяготы жизни, что Адриана оставила позади и что ждали ее впереди, счастьем наполнилась ее душа, и от напряжения чувств она готова была расплакаться. Все испытывали нечто подобное, и маленькая армия отправлялась в путь в приподнятом, даже праздничном настроении. Герцог и его телохранители в великолепных камзолах и шляпах с перьями, лошади вычищены и убраны, как для парада, инфантерия распевала бравые песни. Казалось, вернулись былые счастливые дни, а сегодняшний мир вечно серого неба и непролазной грязи – лишь дурной сон. Адриана надела красивый костюм для верховой езды, по вороту и обшлагам обшитый золотым галуном, очень удобный и теплый, так что утренняя свежесть совсем ее не беспокоила.
Даже лошадь под ней шла, пританцовывая. Поддавшись порыву, она легким галопом подскакала к карете Креси и радостно приветствовала ее через открытое окно. Креси слабо помахала ей рукой. Доктор был вместе с ней и чем самым лишал их возможности поговорить наедине. Все еще охваченная легкомысленным восторгом, Адриана поскакала назад, вдоль строя солдат, улыбаясь им, принимая их ответные приветствия, пока не оказалась рядом с крытой повозкой, в которой находился вместе с няней маленький Николас. Адриана наклонилась и подхватила сына на руки, подняла его к небу и рассмеялась, заметив удивление и восторг в его глазах.
