– Тебе нужно отдохнуть, Вероника. Ты сегодня сильно возбуждена, и у меня не хватает терпения тебя успокаивать.
– У тебя должно хватать на меня терпения, – прошептала Креси. – Я не привыкла к этому, Адриана. Я не привыкла быть слабой.
Адриана посмотрела в немного затуманенные глаза своей подруги и поцеловала ее.
– Ты не слабая, Вероника, просто немного пьяная. Успокойся и иди спать.
Креси отстранилась, шквал эмоций отразился на ее лице. Но она спокойно и холодно произнесла:
– В таком случае, спокойной ночи, – и уже со свойственным ей сарказмом добавила: – И ангелы прилетят, чтобы спеть мне колыбельную. Очень давно они мне не пели своих песен. – Она подмигнула, немного хитро и с вожделением. – Думаю, мне надо проверить, что за человек этот юный герцог и какие в нем таятся перспективы на будущее.
– Креси, ты же сама меня предостерегала…
– Учи любовным премудростям свою прабабушку, – ответила Креси, развернулась и, осторожно ступая, словно шла по туго натянутой проволоке, направилась к палатке герцога. Адриана смотрела ей вслед, раздумывая, следует ли ей остановить Креси. Но разве можно остановить Креси, если она уже что-то решила?
Вместо того чтобы вразумлять Креси, Адриана подняла голову и посмотрела на звезды. Млечный Путь был едва виден, его скрывали не облака, он терялся в сиянии восходящей Луны. Сатурн немигающей звездочкой висел над горизонтом. Не успела она подумать, сможет ли Джинн дать ей сведения об этих небесных телах, как тихое покашливание привлекло ее внимание. Она обернулась, это был Эркюль д'Аргенсон.
– Не помешаю, мадемуазель? – спросил он.
– Нет, я просто любуюсь звездами.
– Равно как и они вами.
Она улыбнулась:
– Вы сегодня намерены шутить?
– А почему бы и нет?
– А разве вы, как капеллан, не боитесь, что я на самом деле ведьма?
– В отличие от капеллана, я в этом не сомневаюсь, а знаю наверняка. – Он приблизился к ней. – Я уже очень давно вами околдован.
И она сделала шаг к нему навстречу, вдруг почувствовав необыкновенную смелость, и соблазнительно вздернула подбородок.
– Ваши речи так сладки, мсье, – сказала она. – Ваши губы способны произносить такие чарующие слова, а способны они на что-нибудь иное, кроме как услаждать мой слух?
У него расширились глаза:
– Мадемуазель, я…
– Нет, не нужно лишних слов, мне требуются доказательства.
Он замолчал и внешней стороной ладони провел по ее щеке. Он провел пальцами по ее губам, чуть заметно и торжествующе улыбаясь.
Его губы хранили вкус бренди и дорогого табака и были обжигающе горячими. Она вцепилась пальцами в его шейный платок и притянула к себе, плотно прижалась к его груди, руки его заскользили по впадинкам и ложбинкам ее спины. Его дыхание щекотало ее щеку, опускаясь ниже, к шее. Он замер и выдохнул, обжигая ее, так что у нее перехватило горло, она почувствовала жар в животе, в самой глубине своего лона.
– В твоей палатке… – выдохнула она, – там никого нет?
– Только пустота, миледи.
– Тогда уведи меня туда, – прошептала она.
– Ты хочешь этого?
– Уведи меня.
Лежа на его постели, она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он, такой на вид опытный и искусный, как никто другой из ее любовников, чуть не вывернул себе ногу, в спешке стаскивая с себя кюлоты. Наконец ей стало понятно, отчего приходила в восторг Креси, занимаясь любовью, – упоительно видеть, как сильный мужчина становится слабым в момент любви. С Людовиком Адриане казалось, что она выполняет поденную работу, противную и грязную. С Николасом они соприкоснулись через плоть сердцами и творили любовь. Она не любила Эркюля, но он ей давал то, чего она никогда не знала: истинное телесное наслаждение и удовольствие. Когда любовная игра закончилась, он тут же уснул. Она похлопала его по щеке, оделась и вернулась к прерванному занятию. Глупо улыбаясь, она смотрела на звезды и бродила вокруг лагеря, счастливая и одинокая.
Наконец она утомилась и направилась к своей палатке. У входа, к своему большому удивлению, она обнаружила Николаса, будто он ее ждал.
– Нико, ты сбежал от своей няни? – спросила она, гладя его по головке.
Мальчик засмеялся забавным детским смехом, и ей показалось, что он что-то сказал. Это было обычное детское гугуканье, похожее на перезвон серебристых колокольчиков, но ей все равно чудилось, что в нем есть смысл. Она взяла ребенка на руки, и, словно порыв холодного ветра налетел, в душе зародились смутные подозрения. Застонав, она открыла глаза на всех своих пальцах и всматривалась в эфир, сама не зная, что она хочет там найти. Она вспомнила рассказ Креси о голосах, которые сопровождали ее в детстве и учили своей мудрости, похитив ее земную сущность. Неужели эта случилось и с Нико? Боже правый,
