Рейксбургов на трон.
Нет. Это просто смешно.
Она уже собралась сообщить об этом Казио, когда во двор влетела запыхавшаяся Остра, по щекам которой катились слезы.
Что случилось? – спросила Энни, схватив Остру за руки.
– Ужасные новости, Энни!
– Какие?
– Я в-в-видела гонца. Он рассказывал о новостях на площади около винной лавки. Он только что вернулся из… О, Энни, что нам делать?
– Остра, что случилось? Подруга прикусила губу.
– У меня ужасные новости, – шепотом повторила она. – Самые страшные в мире.
Глава 3
Композитор
Леовигилд Акензал смотрел на копье со смесью страха и раздражения.
Страх был вполне обоснованным – наконечник копья замер в нескольких дюймах от его горла, а человек, который копье направлял, был огромным, в доспехах да еще и на свирепом коне. Стального цвета глаза врага напомнили Леофу бездонные воды Ледяного моря, и он не сомневался, что этот великан даже не вспомнит о нем наутро, если прикончит.
Естественно, помешать этому он никак не мог.
То, что он испытывал одновременно и раздражение, удивило его самого, но, по правде говоря, оно не имело никакого отношения к вооруженному всаднику. Много дней назад в долине среди холмов он услышал далекую, едва различимую мелодию. Вне всякого сомнения, ее наигрывал на дудочке какой-нибудь пастух, но мотив упорно преследовал Леофа, и, что хуже всего, он тогда не услышал окончания песенки. Мысленно он завершал ее множеством разных способов, но ни один из них ему не нравился.
И это его удивляло. Как правило, Леоф легко сочинял музыку, и то, что эта мелодия ускользала от него, терзало его сильнее, чем капризы красивой, загадочной – и вздорной – возлюбленной.
А сегодня утром, проснувшись, он вдруг понял, как должна заканчиваться песенка. Леоф отправился в путь, но не прошло и часа, как его размышления о музыке были прерваны самым грубым образом.
– У меня почти нет денег, – честно признался Леоф. Голос его при этом слегка дрожал.
Великан на могучем коне прищурился.
– Нет? А что тогда на твоем муле?
Леоф глянул на свое вьючное животное.
– Бумага, чернила, одежда. В большом футляре лютня, в меньшем – кроз. В самых маленьких – разные духовые инструменты.
– Да? Тогда открой.
– Вам от них не будет никакой пользы.
– Открывай.
Стараясь не отводить от мужчины взгляда, Леоф послушно открыл первый кожаный футляр, где лежала лютня, издавшая легкий звон, когда он положил ее на землю. Затем он по очереди достал все остальные инструменты – восьмиструнный кроз из розового дерева, украшенный перламутром, который он получил от местро ДаПейка много лет назад. Деревянную флейту с серебряными клапанами, гобой, шесть флажолетов разных размеров и темно-красный рожок.
Незнакомец наблюдал за ним с ничего не выражающим лицом.
– Тогда ты менестрель, – наконец заключил он.
– Нет, – ответил Леоф. – Не менестрель.
Он попытался гордо выпрямиться во весь свой средний рост. Он прекрасно знал, что карие глаза, вьющиеся каштановые волосы и мальчишеское лицо вряд ли способны кого-нибудь напугать, но ему хотелось сохранить достоинство.
Мужчина приподнял одну бровь.
– Тогда кто ты такой на деле?
– Я композитор.
– А что делает композитор? – спросил незнакомец.
– Сочиняет музыку.
– Понятно. И чем это отличается от того, что делает менестрель?
– Ну, во-первых…
– Сыграй что-нибудь, – перебил его великан.
– Что?
– Играй, говорю.
Леоф нахмурился, его раздражение росло. Он оглянулся, надеясь заметить еще каких-нибудь людей, но