сочинений. Они даже обменялись несколькими ударами. К сожалению, неподалеку оказались их друзья, которые присоединились к спору.
– Значит, была драка.
Леоф вздохнул.
– Да, ваше величество.
– Священник из Гластира утверждает, что ваша музыка оказывает разлагающее влияние на толпу.
– Я в это не верю, ваше величество.
Королева слабо улыбнулась.
– Мне кажется, я понимаю, почему мой муж пригласил вас, хотя мы много лет обходились без композитора. У него были не самые лучшие отношения с церковью, в особенности – с прайфеком Хесперо. Подозреваю, он хотел позлить прайфека. – Улыбка исчезла. – К сожалению, мой сын не может себе позволить подобного. Мы не должны провоцировать церковь – во всяком случае, чрезмерно. С другой стороны, вы показали себя истинным другом нашего королевства, и слово герцога Артвейра в вашу защиту много для меня значит. – Она нахмурилась. – Скажите мне, что церкви не нравится в вашей музыке. И поточнее.
Леоф задумался.
– Ваше величество, вспомните работы прежнего композитора – какая из них была вашей любимой?
Она заморгала, и Леоф с некоторым опозданием сообразил, что ответил королеве вопросом на вопрос.
– Затрудняюсь сказать что-нибудь определенное, – ответила королева. – Наверное, павана.
– А вы слышите, как она звучит в вашей голове? Вы можете ее напеть?
Теперь королева была им явно недовольна.
– Почему вы спрашиваете?
Леоф поудобнее переставил костыли, чтобы иметь возможность всплеснуть руками.
– Ваше величество, музыка – это дар святых. В ней заключена сила, способная тронуть душу человека. Тем не менее, обычно этого не происходит. В течение почти сотни лет музыку писали не сердцем, а разумом, почти арифметически. Она превратилась в бесплодные академические упражнения.
– Но павана должна звучать как павана, не так ли? – спросила королева. – А реквием – как реквием?
– Но это лишь формы, ваше величество. Внутри форм можно создавать возвышенные…
– Я не понимаю. Почему церковь против вашей философии?
Теперь Леоф должен был очень тщательно подбирать слова.
– Некоторые духовные лица путают привычку с теорией. Раньше, до того как изобрели клавесин – менее ста лет назад, – все было иначе. Двести лет назад никому и в голову не приходило, чтобы два голоса пели разные партии, не говоря о четырех, однако сейчас церковные песнопения пишутся для четырех голосов. И все же по непонятным причинам за последние сто лет музыка практически не изменилась. Все продолжается по инерции, люди привыкли…
– Я просила вас высказываться определеннее.
– Да, ваше величество. Прошу меня простить. Возьмем для примера разделение инструментальных и вокальных произведений. Церковная музыка пишется только для голоса. Инструменты никогда не сопровождают реквием. А во время концертов не звучит человеческий голос.
– Менестрели играют и поют, – заметила королева.
– Да. И церкви это не нравится. Почему? Я никогда не видел никаких письменных теорий, объясняющих это.
– Значит, вы сочиняете для голосов с оркестром?
– Да! Так делали в древние времена, еще до правления Джестера Черного.
– Он запретил подобную музыку?
– Ну… нет. На самом деле он ее всячески поддерживал, но искажал при этом, как и все, к чему прикасался. Он превратил музыку в нечто ужасное – пытал певцов, чтобы они кричали в унисон, ну… и тому подобное.
– Понятно, – кивнула королева. – А когда Гегемония его победила и наступил мир, подобную музыку запретили, как и многое другое, связанное с Джестером Черным.
– В том числе и всякие искусственные сооружения, – указал Леоф. – Если бы все эти запреты действовали по сей день, маленды, которые осушают Новые земли, так и не были бы изобретены.
Королева вновь улыбнулась.
– Только не думайте, что церковь не пыталась сохранить все запреты, – проговорила она. – Но вернемся к вашим словам – сначала вы сообщили, что музыка способна тронуть человеческую душу, а теперь упоминаете Джестера Черного. Говорят, что во время его правления была написана музыка, которая повергала в ужас целые нации, провоцировала безумие и превращала людей в зверей. Если так – если музыка способна разбудить тьму в человеческой душе, – не лучше ли будет, если она останется бесплодной и безобидной?
Леоф развел руками и вздохнул.
– Ваше величество, – сказал он, – мир и без того полон музыки отчаяния. Горестные песни постоянно звучат в наших ушах. А я стараюсь вселять в души людей радость, гордость, нежность и мир – и прежде
