целительной, чем он смел надеяться. Разумеется, он не собирался делиться этой радостью со своими тюремщиками. Если они придумали очередную пытку – показать Мери, а потом отобрать ее у него, – у них ничего не выйдет. И не важно, что узурпатор сказал Леофу и что композитор ответил, – Леоф знал, что его дни сочтены.
Пусть даже ему не суждено снова увидеть девочку, его жизнь уже изменилась к лучшему.
– Знаешь, ты ошибаешься, – раздался шепот.
Леоф уже собрался снова лечь на свою простую кровать, но замер на месте, гадая, действительно ли слышал это или ему почудилось. Голос был очень тихий и хриплый. Может быть, это лишь шаги стражника в коридоре по вине воображения превратились в упрек?
– Кто здесь? – тихо спросил Леоф.
– Ненависть стоит усилий, – продолжал голос, на этот раз разборчивее. – По правде говоря, некоторые печи можно топить только ненавистью.
Леоф не мог определить, откуда доносится голос. Не из самой комнаты и не из коридора. В таком случае откуда?
Он поднялся, неловко зажег свечу и принялся изучать стены своей темницы.
– Кто говорит со мной? – спросил он.
– Ненависть, – услышал он в ответ. – Ло Хусуро. Думаю, я стал вечным.
– Где вы?
– Здесь всегда ночь, – проговорил голос. – А прежде было еще и тихо. Но сейчас я услышал столько прекрасного… Расскажи мне, как выглядит маленькая девочка.
Взгляд Леофа остановился в углу комнаты. Наконец он понял. Как же он глуп, что не сообразил раньше! Кроме двери в комнате имелось еще лишь одно отверстие – то, через которое поступал воздух. Это квадратное отверстие, шириной примерно в королевский фут, было слишком узким, чтобы в него пролез даже младенец.
Но не голос.
– Ты тоже пленник?
– Пленник? – пробормотал голос. – Да… Да, можно и так сказать. Мне мешают, мешают сделать то, что для меня важнее всего.
– И что же это? – спросил Леоф.
– Мщение. – Голос прозвучал совсем тихо, но теперь, когда Леоф стоял под самым отверстием, он слышал все отчетливо. – На моем языке это называется Ло Видейча. Для нас это больше чем слово – это целая философия. Расскажи мне о девочке.
– Ее зовут Мери. Ей семь лет. У нее каштановые волосы и ярко-голубые глаза. Сегодня она была в темно-зеленом платье.
– Она твоя дочь? Племянница?
– Нет, она моя ученица.
– Но ты ее любишь, – не унимался голос.
– Это тебя не касается, – отрезал Леоф.
– Верно, – ответил незнакомец. – Если бы я был твоим врагом, это знание стало бы оружием. Но, думаю, мы не враги.
– Кто ты?
– Нет, это слишком личный вопрос!.. Потому что ответ получится слишком длинным, и он целиком живет в моем сердце.
– А как давно ты здесь?
Последовал резкий смех, недолгая тишина, а потом признание:
….. Не знаю. Большая часть моих воспоминаний сомнительна. Очень много боли, и ни луны, ни солнца, ни звезд, чтобы сохранить вокруг меня мир. Я уплыл далеко-далеко, но музыка вернула меня. Может, у тебя есть лютня или читара?
– Да, в моей камере есть лютня, – ответил Леоф.
– А ты можешь мне что-нибудь сыграть? Что-нибудь, что напомнит мне про апельсиновые рощи и воду, струящуюся из глиняных трубок?
– Я ничего не могу сыграть, – признался Леоф. – У меня изуродованы руки.
– Разумеется, – проговорил тот, кто называл себя Ненависть. – Музыка – это твоя душа. Поэтому они и ударили по ней. Но, мне кажется, они промахнулись.
– Промахнулись, – подтвердил Леоф.
– Они дают тебе инструменты, чтобы мучить. Но как ты думаешь, почему они позволили девочке увидеться с тобой? Почему дали способ творить музыку?
– Принц хочет, чтобы я кое-что сделал, – ответил Леоф. – Написал для него сочинение.
– И ты напишешь?
Леоф вдруг заподозрил подвох и отошел от квадратной дыры в полу. Голос может принадлежать кому угодно: принцу Роберту, или одному из его прислужников, или святые знают, кому еще. Узурпатору, естественно, известно, как Леоф обманул прайфека Хесперо. И он не допустит, чтобы это повторилось.
